Список категорий, имеющих собственные зоны на картах мозга, не ограничивается лицами, телами и сценами из жизни. Например, ученые обнаружили участки, специализирующиеся на отображении ручных инструментов[166]
. А также зону, вовлеченную в обработку информации о форме букв и слов, но только в мозге грамотных людей и только для алфавита того языка, на котором они учились читать[167]. По соседству расположены участки, выполняющие более общую функцию в обработке информации о форме предметов и в распознавании предметов, не относящихся к перечисленным выше категориям.Этот список категорий и соответствующих отделов мозга может показаться избыточным. Зачем нам нужны эти странные зоны для разных типов вещей? Для ответа на этот вопрос полезно обсудить явления и параметры, лежащие в основе распознавания. Хотя мозг отображает на картах непрерывные явления, такие как пространственное расположение или звуковые частоты, для отображения отдельных категорий он обычно использует специализированные зоны, или распределенное кодирование, или же сочетание обоих механизмов.
Вспомните, что предметы можно классифицировать разными способами. Судить о сходстве двух вещей можно по целому ряду параметров. И эти конкретные параметры, которые мы выбираем, определяют распределение по категориям. То же самое справедливо для отделов мозга. Уже известный нам пример – два отдела мозга сома: в одном отделе находятся зоны, отображающие запахи в соответствии с их молекулярной структурой, а в другом отделе запахи группируются в соответствии с их поведенческой значимостью (сообщают ли они о наличии пищи или других рыб). Несмотря на специфические различия, распознавание видимых предметов во многом напоминает распознавание вкусов и запахов. Во всех случаях задача заключается в том, чтобы понять, с чем мы имеем дело. И в каждом случае распределение по группам может происходить в соответствии с разными параметрами. В результате возникает очевидный вопрос: какие параметры важны?
Еще до того, как рассматривать результаты сканирования мозга, можно начать отвечать на этот вопрос на основании нашей интуиции в отношении возможных или невозможных сочетаний или групп предметов. Представьте себе предмет, который является наполовину зданием, а наполовину бальзамом для губ. Вы можете себе такое представить? Тюбик губной помады, встроенный в стену дома? Дом из нефтепродуктов? Или губная помада в тюбике в форме миниатюрного здания? Все эти варианты не позволяют осмысленно объединить эти два типа предметов в одну группу. Это не означает, что никакие предметы не сочетаемы.
Если многие предметы сочетаются, то что мешает создать или хотя бы представить себе комбинацию дома и бальзама для губ? Для начала, дома большие. Они могут служить для нас ориентирами при передвижении по городу или убежищем, где можно скрыться и жить. Мы никогда не забирали и не сможем забрать их с собой. В отличие от тюбика с бальзамом для губ, дом нельзя положить в карман. Мы не связываем дом с каким-либо вкусом, текстурой или частью нашего тела. Не существует обычного способа взять дом в руки, открыть его или намазать им тело. Короче говоря, мы используем эти предметы совершенно разными способами, и это делает их несочетаемыми. Все различия между ними сводятся к одному – к масштабу. Мы можем перемещаться по отношению к крупным предметам, тогда как мелкие можем взять в руки и перемещать их по отношению к себе. Один тип вещей позволяет сказать, где мы находимся, а другой можно взять, держать в руках и использовать.
Но в мире есть еще и третий тип – непредсказуемые вещи. Я имею в виду живых, одушевленных существ: мух, пауков, хомяков, кошек, коров и представителей человеческого рода. Часто у нас нет возможности просто удерживать другое существо и делать с ним то, что захотим. В лучшем случае оно может сопротивляться или испугать нас. В худшем – укусить, раздавить или прогнать. Возможно, змея похожа на садовый шланг по форме и диаметру, но мы подходим к ним и обращаемся с ними по-разному. Короче говоря, нельзя рассчитывать на то, чтобы просто оказывать воздействие на живое существо: мы должны быть готовы отвечать еще и на его реакцию. Это справедливо в отношении обращения с животными, но, возможно, еще в большей степени справедливо при взаимодействии с другими людьми.