Ланселот

— Вот дело, в котором ты, может быть, сумеешь мне помочь. Детали тебе знать не обязательно. Достаточно сказать, что меня тревожит моя дочь Люси. Она юная, впечатлительная и может нарваться на неприятности с наркотиками. Но мне нужны факты — для начала, где она бывает и как проводит время.

Элджин устремил на план такой проницательный взгляд, словно рассчитывал разглядеть там Люси.

— Я хочу от тебя следующее. Я хочу, чтобы ты на ближайшие три дня перебрался в «Холидей Инн» и вел учет всем ее уходам и приходам. Ты ведь знаешь, там живет киногруппа, а она помешана на кино и увивается вокруг них день и ночь. Или вот что: записывай заодно вообще всех, кого ты знаешь: Мерлина, Дана, Яноса Джекоби, Рейни Робинетт, даже меня и мою жену. Я хочу получить полную картину. Понятно?

Быстрый взгляд его матовых глаз сказал мне, что ему понятно. Все понял, на все готов. Он даже понял, что я не хочу говорить, что мне надо на самом деле, да он и сам не хотел этого слышать.

— И вот в чем тут проблема. Отнесись к ней как к математической игре. Я хочу, чтобы ты поселился в одном из этих номеров. С Локом я уже договорился, можешь выбрать любой — ему сказано, что ты входишь в киногруппу.

Я положил план на стол между нами и вписал в пустые клеточки номеров имена постояльцев.

— Задача в том, чтобы выбрать номер или другое удобное место, из которого видны были бы следующие объекты: внутренняя дверь Олеандрового зала — они там просматривают отснятое, комната Дана здесь, Рейни — здесь, Мерлина — здесь и Джекоби — здесь. Однако тут загвоздка, которая смущает меня, а тебя может заинтересовать: все было бы элементарно, если бы внутренний дворик имел прямоугольную форму. Ты просто мог бы сидеть у окна почти в любом номере и все видеть, даже номер Мерлина, который на втором этаже. Тогда бы тебе только и оставалось, что поселиться в номере напротив. Однако все не так легко. Двор имеет угловую форму, как буква L. Поэтому, если ты здесь поселишься, не сможешь наблюдать за номером Рейни. А если здесь — то Мерлина.

— М-м-м. — На лице Элджина появилось заинтересованное выражение — от грязных, путаных тайн белых он перенесся в сферу прямой и чистой геометрии. Он упер большой палец в верхнюю губу и принялся возить ею по клыку — какая-то новая привычка. Думаю, перенял ее у кого-нибудь из профессоров в своем Политехе.

— Возьми этот бинокль, Элджин. У него отличная просветленная оптика. И не забудь тетрадку. Вноси в нее все, что увидишь: не только время приходов и уходов, но все, что заметишь — кто что несет, кто что делает, малейшие детали поведения.

Элджин деловито чертил на плане линии, вычислял углы и проекции. Счастливо хмурился. Я повторил наставления.

— Как, вообще всю ночь?

— Да. С одиннадцати и до рассвета. Или лучше до момента, когда начнет светать. Я не хочу, чтобы тебя заметили.

— Три ночи подряд?

— Не исключено. Посмотрим, как дела пойдут. От туристов ты пока освобождаешься. Ступай домой и поспи. Я скажу Эллису, что отправил тебя в Новый Орлеан по делам.

— Интересно, а что у них вот здесь? Наверное, ниша для автомата с газировкой и морозильника.

— Возможно. Там нет окна.

Элджин снял очки и потер глаза.

— Взгляните — вот что получается. — Я вдруг увидел его, каким он будет через двадцать лет — его мимика, привычные гримаски уже начали устанавливаться — вот он сидит за столом, целиком уйдя в свою задачу, потом быстро снимает очки и трет глаза. — Задача в том виде, как вы ее ставите, не имеет решения, разве что вы установите систему зеркал и просверлите дырки в полу, чего, как я догадываюсь, вы делать не собираетесь.

— Нет, не собираюсь.

— Видите, если я буду в 214 номере, что наверху и в том углу, где стена короче, я смогу видеть все за исключением номера Рейни на первом этаже. С другой стороны, если я буду в номере напротив, ближе к внешней стороне угла, то я не смогу видеть номер Мерлина. — И он снова начал наносить прямые, они пересекались, как треки ядерных частиц в камере Вильсона.[63] — Для того чтобы решить эту задачу, потребуются два наблюдателя. Скажем, я здесь, а Флюкер там.

— Флюкер! Да он заснет!

Мы оба рассмеялись. Нас смешило одно имя Флюкера — это была шутка, понятная только нам двоим.

На лице Элджина появилась его прежняя улыбка — добрая, открытая и естественная.

— Конечно, заснет. Гм. Так. Так-так-так. — Он снова уставился на план, постукивая карандашом. Причем я почему-то чувствовал себя студентом, отвечающим профессору. — Есть!!

— (Как повезло ученым! Почему мы с тобой не стали учеными, Парсифаль? Они имеют дело с разрешимыми задачами. А мы не знаем, с чем имеем дело, и не знаем, выразимо ли это вообще, называемо ли.)

Элджин надел очки.

— Бассейн здесь?

— Здесь.

— Он освещен?

— Да, из-под воды, там после десяти вечера освещают воду. Прожектора закреплены под выступом бортика, но пространство вокруг бассейна все равно совершенно темное.

— Кресла и шезлонги стоят здесь?

— Да.

— А сикусты, в смысле кустарник, здесь?

— Да. — Когда-то его отец Эллис вместо «кусты» говорил «сикусты»: «Сикусты подстригать?» Но даже Эллис так больше не говорит.