Максим заворочался во сне, и перевернулся на бок, а потом стиснул меня в объятьях. Дима тоже всегда так делал, именно во сне, машинально. При мысли о Диме сердце ёкнуло, и я поспешила загнать мысли о нём подальше в подсознание. А сама сосредоточилась на гложущем меня ощущении, что я пропустила что-то очень важное.
Что-то не давало мне покоя, но я не могла понять, что именно. Что-то прошло мимо меня, и это изрядно раздражало.
Мои веки стали закрываться, и сон медленно накрыл меня.
Я легко плыла по туману, едва касаясь его голыми ногами, и откуда-то шло лёгкое свечение... белое платье, доходившее мне до щиколоток, слегка качалось от дуновения ветра... и вдруг откуда-то из тумана выплыл массивный перстень, огромный, золотой, печатка, а на нём буква « Я » выгравирована с завитушками...
Крик сорвался с моих губ, и тут же перед глазами возникло лицо Максима, обеспокоено глядящего на меня в полумраке.
- Любимая, что с тобой? – спросил он, - ты кричала во сне.
- Ерунда, - махнула я рукой.
- Тебе кошмар приснился? – он погладил меня по голове, и я прижалась к нему.
- Кошмар, - согласилась с ним я, дрожа всем телом.
Печатка! Я её видела совсем недавно! Но на ком? Я точно видела такой перстень, какой описала Рита, но где я его видела, я не помню.
Я покрепче прижалась к Максиму, но мой мозг упорно держал информацию где-то на подсознании, и не хотел мне её выдавать. Максим опять уснул, а я промучалась ещё минут пятнадцать, и тоже улетела в царство морфея.
Утром, стоя под холодным душем, я продолжала терзать свои несчастные мозги. Потом одела узчайшие джинсы, которые идеально сидели на моей стройной фигурке, прозрачный бюстгалтер, и малиновый топ без всяких бретелек.
Выглянула на улицу, обнаружила там ливень, и прихватила белый жакет, и зонтик.
Максим уже ушёл, а Иван Николаевич со скорбным видом приканчивал свой завтрак. Вместо привычных бутербродов он получил тарелку овсянки, чашку натуральной арабики, а не растворимую бурду, и фруктовый салат. Анфиса Сергеевна уже с ходу взяла его в оборот.
- Викуля, ты овсянку будешь? – спросила она у меня, едва я переступила порог кухни.
- Конечно, буду, - с жаром воскликнула я, и получила любимое лакомство.
- Что за гадость вы едите? – вдруг спросил мой свёкр, - я не могу столько есть на завтрак, мне хватает только двух бутербродов. А тут эта овсянка, терпеть её не могу.
- Мне вас трудно понять, - невольно улыбнулась я, - я обожаю овсянку. И она не только вкусная, но и полезная для здоровья.
- С ума сойти! – растерянно воскликнул он, - впервые вижу человека, который обожает овсянку.
- Вы скоро привыкнете, - « обрадовала » я его, - если есть её каждый день, можно и втянуться.
- Я этого не переживу, - он сделал такое лицо, что я едва не рассмеялась. И тут на кухню вошёл Федор.
- Хозяйка, я вот спросить хочу, - растерянно спросил он, и слегка замялся.
- Что ещё такое? – посмотрела я на него.
- Слушайте, я вот что подумал. У вас тут такой участок огромный.
- Верно, - я тем временем проглотила овсянку, налила себе кофе, и взяла булочку с шоколадом, - а что такое?
- Может, лучше огород разбить? – смущённо спросил Федор, - чего земле пропадать? Перед домом у вас будет цветник, и сзади можно немного, я беседку сколочу, и мангал сварю. У вас там яблонь полно, и яблони-то садовые, хорошие. А всё бурьяном заросло.
- А это идея, - воскликнула Анфиса Сергеевна, - Викуль, ты сама подумай, дети будут есть клубнику с грудки круглый год. Не круглый год, я что-то погорячилась, но весь сезон от зимы до зимы. Если ремонтантную посадить.
- А ведь идея-то замечательная, - подхватил свою дуду Иван Николаевич, - у вас такой участище.
- Делайте, что считаете нужным, - развела я руками, - пусть будет огород, но только спереди и немного сзади цветник, - и взгляд мой упал на татуировки Федора.
Моя любимая чашка с изображением кошек выпала из рук, и разбилась, но меня сейчас не это волновало.
Я вдруг всё поняла. Хотя многое еще остаётся неясным, но я вспомнила, где видала перстень, татуировки послужили катализатором.
- Викуль, - коснулась моего плеча Анфиса Сергеевна, - что с тобой? Ты чего молчишь?
Изо рта у меня вырвался хрип, и я дрожащими пальцами стала набирать номер Евгения. Пальцы у меня тряслись, даже, когда я вслушивалась в мерные гудки, потом раздался щелчок.
- Слушаю, - сонным голосом пробормотала какая-то девица.
- Позовите Евгения Викторовича, - церемонно попросила я.