Ланселот на шпильках (СИ)

Скулы у Димы на лице задёргались, и он рванул к Мартынову. Я и охнуть не успела, как он схватил его за шкирку, и приложил челюстью о своё колено. На пол посыпались зубы, и закапала кровь, а я тихо охнула.

Сколько же в Диме силы! Он с лёгкостью поднял эту тушу, и у меня иногда закрадывается подозрение, что он робот. Шутка!

Но всё равно он силён невероятно! Макса это дико задевает, и мой муж установил наверху тренажёры, и каждый день качается. Чего он этим хочет доказать? Он более чем ясно даёт таким поведением понять, что чувствует себя ущербным, и боится меня потерять. А ещё он ревнует, это невооружённым глазом видно.

Мне нравятся Димины мускулы, но от Макса я всё равно не уйду, что бы мой милый супруг ни воображал.

- Негодяй! – со злостью воскликнул Дима, и опять сжал меня в объятьях, - давай, звони своему мужу.

Пока я дозванивалась до Макса, Дима связал этих подонков, а потом я заперла дверь, и Дима втащил меня в женский туалет.

- Что ты делаешь? – я попробовала оказать сопротивление, - это же женский.

- Можем пойти и в мужской, - он впихнул меня в кабинку, и стал целовать, - я дико соскучился.

- Сейчас Макс приедет, - пыталась я достучаться до его сознания.

- Ощущение опасности меня заводит, - хрипло прошептал он, - и тебя тоже, - и я от его напора расплавилась.

Позже, одновременно пытаясь отдышаться, я причёсывала волосы, а Дима стирал с лица красную помаду.

- Интересно, - задумчиво проговорил он, - когда вы нас целуете, обязательно мажетесь легко стирающейся помадой, такой, чтобы хорошо размазывалась по одежде. А непристойные фразеологизмы на зеркале пишете только несмывающейся.

- Все мы бабы стервы, - со смехом пропела я строчку из хита, - ты сам понимаешь, почему мы так делаем.

- Понимаю, - он швырнул салфетку в урну, и мы покинули уборную. Правда, по отдельности, чтобы нас не увидели.

Макс меня отругал, когда увидел Мартынова, и его братву. А при виде Димы так скривился, будто только что лимон съел.

- Викуль, почему ты всё время во что-нибудь встреваешь? – устало спросил он.

- Так уж получается, - развела я руками.

Длинным получился этот день, Макс доставил меня домой, пообещав завтра держать передо мной ответ по делу Кочетова.

Потом умчался разбираться с бандитами, а я позвонила Диме, и попросила его привести в порядок машину.

- А что с машиной? – растерянно спросил он.

- Выбиты все стёкла, - я вытянула ноги на кровати, и взяла из коробки конфету. Я только что полежала в ванне, вся завернулась в махровое полотенце, и улеглась на кровати.

- Как это ты умудрилась? – Дима явно был малость ошарашен.

- Да одна девица решила, что я у неё жениха отбиваю. Молчать! Ещё ты меня приревнуй, мне моего мужа с его ревностью по за глаза хватает. Один прокурор помогал мне в расследовании, а эта девица взбеленилась, увидев особу женского пола около него. Она придурковатая блондинка.

- Понятно, я люблю тебя, - и Дима отключился, а мне стало так плохо после его слов, и я спустилась в гостиную, и взяла из бара бутылку лимонного ликёра.

Мне сейчас хотелось одного, как следует напиться.

У нас в доме только я пью ликёр, сладенький, густой, и я кайф ловлю, потягивая липкую жидкость. Чашка чёрного кофе, две коробки « Рафаэлло », и порция ликёра.

Вообщем, когда Макс и Иван Николаевич вернулись домой, я спала пьяным сном. Что мне снилось, напрочь не помню, только под утро в уши вонзился шум с дикой болью, и я со стоном проснулась. А шум меж тем не прекращался, и я поняла, что мне это не снилось. Я села на кровати, обнаружила, что на мне кроме красной пижамы халат, наверное, Макс на меня накинул, когда мне стало холодно, и выглянула в окошко.

Конечно, это Федор шумит. Ходит по участку с какой-то штукой, отдалённо напоминающей газонокосилку. Кажется, я что-то подобное вчера покупала. Точно, покупала. Мозг мой встал на свои места, и я поспешила в холодный душ.

Потом надела копию своего красного комбинезона, только в чёрном цвете, красные босоножки на шпильках, взяла красную сумочку и красный жакет, и спустилась на кухню.

Вот уж удивительное дело, всё семейство было в сборе.

Максим и Иван Николаевич, при чём последний с таким страдальческим лицом ел овсянку, что мне его стало жалко. У Макса тоже такое лицо было вначале, когда я его заставляла овсянку есть, но он уже привык.

Макс пил свой утренний кофе, а Саша пыталась накормить Лёнечку, который стучал ручками, и отказывался есть.