Используя возникшую паузу, вклинился Дед.
— Изабель знает все о Тулузе! — закурлыкал он. — И о Лангедоке тоже! Я вам скажу, лицензию профессионального гида просто так не дают! Тебе ведь нравится работать в туризме, моя дорогая?
— Нравится, — ответила Изабель, продолжая смотреть на Алекса, — а еще меня увлекает современное искусство.
— Полагаешь, его можно понять?! — фыркнул Эдвард. — Я не хожу по вернисажам, но большая часть того, что мне попадалось, на произведения искусства совсем не похоже.
— Да, разобраться бывает сложно, это меня и заводит, — сказала Изабель, взглянув на отца, кажется, впервые за вечер. — Именно поэтому в галереях каждая современная работа сопровождается описанием. Бывает, что талантливо составленная аннотация имеет даже большую ценность, чем материальная часть. — Она вернулась глазами к Алексу. — Впрочем, на этот счет существуют разные точки зрения. Одни считают, что, если публика не может без объяснений понять замысел автора, произведение никому не нужно. Другие, напротив, полагают, что понятное неискушенному зрителю произведение — это провал.
— Вы только послушайте, что говорит эта юная леди! — воскликнул с гордостью Эдвард. — Откуда ты все это знаешь? Ведь твоя мать всю жизнь занималась антиквариатом. И ты сама изучала классическое искусство!
— Расту, как видишь, — усмехнулась Изабель. — Мне везет на учителей. Я работала волонтером на международной ярмарке современного искусства. Сначала помогала в подготовке, потом была ассистентом куратора. И вот, видите — зацепило!
Она снова переключилась на Алекса.
— Что ты думаешь о современном искусстве?
— Думаю, что его легкое потребление невозможно, — после короткого раздумья ответил тот. — Художник не должен стремиться к тому, чтобы все его понимали. Ему следует создавать что-то новое, двигать искусство вперед. Формировать вкусы, а не подстраиваться под них.
Эдвард скептически усмехнулся. По его мнению, из тех, кто был в комнате, только его дочь имела право рассуждать на такую сложную тему. К его удивлению, Изабель восприняла слова Алекса совершенно серьезно.
— Согласна, — сказала она. — Надо создавать новое. А что делать с классическим искусством? По-твоему, оно должно умереть?
Вопрос привел Алекса в замешательство.
— Ну… нет, я этого не говорил…
— И все-таки, что станет с классикой, если все будут искать новые формы? — В голосе Изабель звучал вызов. — Учиться рисунку и живописи больше не надо?
— Кому-то надо, кому-то нет, — быстро пришел в себя Алекс. — Всегда остаются художники, которым близка классическая манера. Может быть, их задача в том, чтобы хранить традиции и совершенствовать мастерство. Я неделю назад вернулся с практики по рисунку. Мне нравится рисовать, но это не значит, что современное искусство для меня под запретом.
И тут терпение Эдварда лопнуло.
— Пора садиться за стол! — заявил он не допускающим возражений тоном. — Давайте-ка, молодые люди, помогите мне принести с кухни еду. Продолжим беседу за ужином, хотя я уверен, что в ближайшее время вы забудете о разговорах!
Замахиваться на французскую гастрономию перед лицом двух француженок было слишком рискованно, поэтому Дед отдал предпочтение британской кухне. Английские блюда не давали большого простора для творчества, зато не создавали у гостей несбыточных ожиданий. Уверенный в успехе, Эдвард с воодушевлением расхваливал предстоящий ужин.