Лаовай. Как Китай меняет людей и может ли иностранка стать «своей»

В провинции Юньнань везде растет дикая конопля. Все наши знакомые собирают ее в горах и курят. Уйгуры, которые в других регионах Китая торгуют травкой, у нас продают лапшу. Ведь рынок тяжелых наркотиков уже занят бирманцами, а дичку все и так собирают сами, без помощи уйгуров. Когда я говорю «все», я не имею в виду поголовно всех жителей провинции Юньнань, только тех, кто курит травку. Например, Вейвей. Она бережно держит растение в руке и показывает мне шишки, которые нужно собирать. «Сено или листья можно не брать», – объясняет Вейвей. Я чувствую себя ребенком, мне вспоминаются времена, когда мы всей семьей ездили на майские праздники сажать картошку в деревне, а в конце августа – собирать урожай.

Теперь моя жизнь не имеет ничего общего с сельским хозяйством. Картошку я покупаю жареную у тети, а Вейвей использует меня для сбора травы. Мне как-то все равно, что она там собирает. Я стою на обрыве и вдыхаю свежий холодный воздух. Мне хочется летать. «Обязательно полечу в этом году», – мысленно обещаю себе. Уговариваю Вейвей идти дальше. Она продолжит собирать урожай завтра по дороге вниз. Я иду вперед, Вейвей сзади. Теперь она поет.

Когда-то Вейвей поехала в Пекин изучать в университете Пекинскую оперу. Она была талантливой студенткой, но неожиданно забеременела на втором курсе. Пришлось бросить университет. Беременная Вейвей переехала на юг Китая в Куньмин, чтобы быть поближе к своей семье, и нашла работу официанткой в одном из баров Культурного переулка. После у нее случился выкидыш. Ее мама сказала, что это либо Будда, либо Иисус, либо Аллах – кто-то точно благословил ее и избавил от нежеланного внебрачного ребенка, на что Вейвей ответила, что ребенок был желанным, и начала тайком ненавидеть собственную мать. Врач сказал Вейвей, что она не может больше иметь детей. Она долго плакала и никому никогда не рассказывала об этом происшествии. И только когда мы с ней подружились два года тому назад, Вейвей открыла мне свою тайну.

Я не люблю Пекинскую оперу, но пение Вейвей очень меня успокаивает. Она поет, а я плету венок из желтых листьев. Мы идем дальше. Наша тропинка, скорее всего, превращается в горный ручеек, когда идет дождь. Хорошо, что сейчас нет дождя. В этот момент как будто начинает темнеть, или скоро начнется дождь, или у меня просто кружится голова от выпитого, но я решаю, что пора уже где-то ставить палатку.

Мы оказались непредусмотрительными хозяйками и не взяли в поход никакой еды, кроме семечек подсолнуха. В Китае они крупные, темно-серые в белую полоску и громко щелкают, когда раскусываешь. У меня тихо булькает в животе. Вейвей читает вслух отрывок из «Сиесты» Хемингуэя, убеждая меня, что нам тоже необходимо куда-то так съездить. Еще бы почитала «На дороге» Керуака. Не понимаю, зачем писать книги о том, как ты бухаешь всю дорогу, и от этого у тебя кружится голова, и ты забываешь о собственных детях. Говорят, Керуак писал эту книгу под психостимуляторами. Теперь тысячи обрыганов под наркотой читают его ежедневно и восхищаются.

Мы допили китайский алкоголь на травах и съели две упаковки семечек. Теперь нам кажется, что медведи и волки скоро (в шесть вечера) выйдут на охоту. Расставив палатку и расстелив наши скромные спальники, мы ложимся спать. Вейвей сразу же засыпает: она устала от пения. Я пристально слушаю природу, пока мои волосы не седеют от страха. У меня так стучит сердце, что кажется, Вейвей скоро проснется. Нет, я сама разбужу ее! В одной руке у меня нож, в другой газовый баллончик, и если бы у меня была еще третья рука и Евангелие, то в третьей руке я держала бы еще и его. На самом деле я не очень верю в то, что эти вещи спасут нас от волка, который собрался уже разодрать своими зубищами нашу палатку вместе с нами и спальниками. Вейвей трет руками глаза, говорит, что это шумят птицы, разворачивается и продолжает спать дальше.

– На самом деле птицы, – беру я ее за плечо. – Пойдем покурим, иначе я сегодня не усну.

Вейвей любит косяки больше, чем сон, и радостно просыпается для того, чтобы вместе покурить. Мы выходим из палатки. На небе совсем нет туч, только желтая круглая луна, которая разливает свой теплый свет на нашу лужайку и соседнюю гору, оставляя озеро во тьме. Я стараюсь не дрожать от страха и закуриваю. Вейвей говорит.

Этот лес напоминает ей место на севере Таиланда, где она медитировала десять дней подряд в прошлом году. Тогда они молчали и делали все в тишине целых десять дней. Такой вид медитации называется «випассана». Медитационные центры есть во всем мире. Там можно некоторое время помолчать. Мне очень нравится эта идея просто потому, что я много разговариваю. Интересно, как бы я себя чувствовала в такой длительной тишине и без общения? «Мы постоянно медитировали, – сказала Вейвей, – через девять дней я почувствовала, что с моих плеч упало огромное бремя. Я смогла наконец отпустить своего нерожденного ребенка, и сердце перестало болеть». Я верю, что у Вейвей еще обязательно будут дети, божественные маленькие китайцы с нежными чертами лица и тонкими запястьями.