Лапландия. Карелия. Россия

Во время пребывания нашего в Энаре получили мы из­вестие, что знаменитый миссионер и писатель пастор Штокфлет, которого мы намерены были посетить в Альтене, на­ходится теперь в Карасйоки, от Энаре только в шестнадца­ти небольших милях. Этот счастливый случай побудил нас отправиться в Карасйоки в начале января. Приход этот за­мечателен двумя большими цепями скал, через которые дорога идет почти непрерывно и которых имена Муотка и Искурас-тунтури. Первую мы переехали в жестокий мороз, но без непогоды. Когда после полуторасуточной езды мы начали спускаться с упомянутого хребта, со мной случи­лось несчастье: олень мой остановился вдруг на всем бегу, керис опрокинулся, и правая рука моя, в которой были вож­жи, попала под керис. В таком затруднительном положе­нии прежде всего должен я был стараться высвободить руку, но этого нельзя было сделать, не выпустивши из рук вож­жей, а тогда олень, почувствовав свободу, не стал бы, разу­меется, ждать, покуда я опять усядусь в керис, поскакал бы, по своему обычаю, за другими оленями и бросил бы меня на скале. Что ж было делать? Я ухватился свободной левой рукой за задок кериса и предался покорно оленю, который и поволок меня за собой. Такая езда оказалась, однако ж, столь трудной, что мне вскоре пришлось отка­заться от нее. Будь темно, будь метель на дворе — этот день был бы последним днем в моей жизни, но ветер был неболь­шой, вечер светлый, дорога видна. Мои товарищи проехали около полумили, прежде нежели заметили мое отсутствие, и уже ночь наступала, когда они повернули мне навстречу. Вскоре после этого приключения доехали мы до Иоргастака — рыбачьих хижин на берегу реки Тено, где лопари не живут зимой, но останавливаются кормить оленей. В этом гадком месте провели мы бессонную ночь и отправились в путь еще до рассвета. Проехав около полумили по реке Тено, мы взобрались на Искурас-тунтури, где меня ожидала но­вая неприятность. Необузданный олень мой вздумал, спус­каясь с пригорка, своротить с дороги и наскакать с такой силой на березу, что от удара об нее у меня полила кровь изо рта и из носу. Лёнрот, видя, как я горевал о моем раз­битом носе, утешал меня уверением, что можно еще спасти его. Так как и для всякого сохранение этой части тела весь­ма важно, то я твердо решился не подвергать ее в будущем никакой опасности во время езды на оленях. В большей части случаев это действительно возможно: не надобно толь­ко слишком уже покоить ноги, действовать, напротив, ими во всех затруднительных случаях, в особенности против колебания кериса. Этого колебания никак не должно, од­нако ж, останавливать пятками, потому что таким образом всегда можно переломить ногу; сев на керис верхом, необ­ходимо прижать колена крепко к наружным бокам его, а ноги спустить и отклонять керис от камней и деревьев только ступнями. Теория, кажется, простая; не такова практика, потому что олень не дает спохватиться именно тогда, когда это более нужно, т.е. при спуске с горы. Он бежит тогда так проворно, что не имеешь времени рассмотреть предметы, тем более что трудно не закрыть глаза от снега, который летит от ног его прямо в лицо. Недурно, в случае нужды, повалить керис в глубокий снег, задок его увязнет в снегу и мгновенно остановит бег оленя, но на горном хребте это не­возможно, потому что беспрестанные бурные ветры сносят весь снег. Знатные и богатые путешественники берут по крайней мере одного свободного оленя на случай нужды. При крутом спуске с гор и утесов его привязывают к зад­ней части кериса; привязанный же к заду олень всегда упи­рается изо всех сил и таким образом мешает впереди запря­женному оленю мчаться стремглав. Для небогатых путеше­ственников, лишенных возможности прибегать к этому сред­ству, главное — отнюдь не сдерживать оленя при спуске с утесов, а давать ему волю бежать, как хочет. Я испытал это при спуске с Искурас-тунтури, высочайшего из всех скали­стых хребтов, которые мне привелось переезжать; он пони­жается многими крутыми уступами. Съезжая с одного из этих уступов, я старался всеми силами сдержать бег оленя и все-таки несколько раз ударился о деревья и камни. На следующем уступе я дал, напротив, оленю волю бежать во всю мочь, сбил с ног другого оленя, переехал керис с по­клажей и благополучно спустился до самого низа. Вскоре после этого мы въехали на церковный двор Карасйоки, где пастор Штокфлет принял нас с отверстыми объятиями. Мы провели в его обществе десять поучительных дней и 18 ян­варя отправились назад в Энаре. Это возвратное путеше­ствие было действительно приятной прогулкой благодаря необыкновенно прекрасной погоде. На Искурас-тунтури по­казалось даже солнце, весьма, впрочем, невысоко над гори­зонтом. В Иоргастаке, куда приехали через сутки, вечером мы праздновали возврат солнца маленьким пиршеством, во время которого все наши олени разбежались, но, по счас­тью, недалеко. Мы поймали их на ближайшем хребте. В тот же вечер мы отправились далее, долго блуждали и по­пали наконец в лопарскую хижину, где провели остаток ночи. На следующий день мы прибыли в Энаре.