Лапник на правую сторону

Домработница, пожилая дама, не столь увлеченная жизнью, как профессор, заболела первой. Слегла и встала только для того, чтобы напоследок поехать на родину, в Воронеж, поклониться могилам родителей, к которым должна была вскоре присоединиться. Что ж, ей не повезло. Но наука требует жертв, тут ничего не поделаешь.

Впрочем, смерть домработницы Прошина не слишком расстроила.

Профессор держался почти три недели. Жажда жизни была очень сильна в этом человеке, и он сопротивлялся до последнего, цеплялся за свою работу, пытался не поддаться, остаться здесь.

– Но как вы, драгоценная Анна Афанасьевна, очевидно, знаете, из этого ничего не получилось, – покачал головой Прошин. – Законы жизни и смерти столь же объективны, непреложны и независимы от наших желаний, как законы оптики либо термодинамики.

Законы оптики и термодинамики смерти оказались таковы, что, просидев три недели в Москве, Николай вскоре умер вторично, и на сей раз – окончательно.

В этом заключалась одна из основных проблем и одновременно – одна из основных целей научных трудов Прошина.

Не будучи душегубом, Валентин Васильевич сказал себе, что все происшедшее неслучайно и наследство Ставра он, Прошин, повернет во благо человечеству, как и положено настоящему ученому. Русский народ со свойственной ему манерой вечно все преувеличивать и переиначивать несколько передернул и с заложными покойниками. Отнюдь не всегда, а главное, не везде умерший преждевременно либо насильственной смертью способен пробудиться к новой необыкновенной жизни. К большому сожалению Прошина, оживали лишь те покойные, которых он приносил к роднику на поляне.

– Представьте, пары родника – вреднейшее вещество, вреднейшее, дорогая моя. У меня вызывают кошмарную аллергию. В первый раз я весь раздулся и посинел, кожа лоскутами слезала, – жаловался Прошин. – То, что у вас было на ноге, – невиннейшая вещь, поверьте. Это ведь, как вы, наверное, догадались, не от растительного яда у вас ножка, извиняюсь, коростой покрылась… Гампус – растение красивейшее, и при этом совершенно безобидное… Это вы, милейшая, по поляночке прошлись, по краешку. Хорошо, родник спал в это время, не сильно пострадали… А мне каково?! Пришлось добывать костюм химзащиты и усовершенствовать его по собственным чертежам. Только в нем и работаю… Прекрасный костюм получился, жаль, не могу вам сейчас показать, вы бы восхитились!

По всей видимости, Прошин не был в курсе, что его костюмом Дуся уже восхитилась, когда Веселовский привез ей в редакцию фотографии из леса. Лупоглазое толстомордое существо со снимков было, оказывается, не инопланетянином, а всего лишь доктором Прошиным в костюме химзащиты…

– И представьте, какие сложности, – продолжал доктор, – чтобы оживить их, надо еще и время подгадать.

Время подгадать ему всегда было сложно. Большую часть времени ключ, плюющийся живой и мертвой водой, спал, не проявляя никакой активности. Выбросы случались редко, и за долгие годы Прошину так и не удалось понять, когда и отчего ключ вдруг просыпается. Единственное, чему он научился, – это по приметам определять время следующего выброса. Где-то за три-четыре часа до извержения, как для себя назвал это Прошин, его преимущественно апатичные и тихие живые мертвые пациенты начинали беспокоиться, выть и бросаться на решетку. В этом случае следовало быстро собираться, транспортировать на поляну к роднику тела тех, кого Прошин собирался оживлять, рубить лапник, тесать колья, готовить шалашики, куда следует складывать пациентов после купания… В общем, хлопот не оберешься… Больше того: для последующего поддержания псевдожизни пациентам требовалось оставаться где-нибудь неподалеку, в радиусе километров двадцати, максимум – тридцати от места своего, если можно так выразиться, второго рождения.

– Цель моих исследований, – объяснял Прошин Дусе, – сделать возможным оживление в лабораторных условиях и поддержание псевдожизни в любой точке нашей страны и даже мира. Представьте, драгоценная Анна Афанасьевна, как восхитительно это переменило бы жизнь всего человечества! Вечная жизнь, победа над древнейшим врагом человеческим – над смертью…

Тут доктор нервно заерзал, завертел головой, лицо его задергалось, глаза сделались пустыми.

– Победа над смертью в человеческом понимании этого слова, – сказал он будто бы чужим голосом. Гулким, как из бочки.

«Шизофрения, как и было сказано. Налицо раздвоение личности, – подумала Слободская. – Доктор Джекил и мистер Хайд. Доктор Жизнь против Доктора Смерти».