Впиваюсь взглядом в мужчину, но не могу поймать его глаз. Прячет, яростно протирая лицо руками. Но как только я тянусь к папке, он реагирует молниеносно. Накрывает ее широкой ладонью, впечатывая в стол. Отрицательно качает головой и, наконец, смотрит на меня. Как по щелчку пальцев, принимает серьезный, непрошибаемый вид. Будто позволил себе на секунду дать слабину, а теперь опять покрылся броней.
- Вера Пономарева, значит? – произносит бесстрастно. И сканирует меня, будто просвечивая рентгеном. – Сладкова – ваша девичья фамилия? – киваю. – Муж Евгений Пономарев, - чеканит по слогам, словно привыкая к этой шокирующей мысли.
Я возвращаюсь в кресло, не прерывая зрительного контакта с юристом.
– Бывший, - поправляю тихо. Одними губами. – Подождите. Вы поняли, кто вел мое дело? – озвучиваю свою догадку.
- Хм, можно сказать и так, - Константин массирует переносицу, машинально прикрывая глаза. Волнуюсь, когда он так делает. Словно скрывает что-то страшное. Как врач перед тем, как поставить смертельный диагноз.
- И это кто-то сильный, серьезный и со связями? – перечисляю негромко и с опаской. Начинаю понимать поведение Воскресенского и его неконтролируемую реакцию на мои документы. – Кто-то, против кого вы не можете пойти? Я права? – перехожу на шепот, ведь даже у стен есть уши.
- Да, это будет сложно, - выжимает из себя каждое слово. А мне вновь приходится ловить его взгляд. Некомфортно, когда я не вижу лица собеседника. Тем более, в такой важный, волнительный момент.
- Ясно, - рвано выдыхаю. – Спасибо, что уделили время.
Теперь я прячу лицо в ладонях.
Все. Финиш.
Последний юрист, на которого я надеялась, сдался. Значит, и мне незачем бороться.
Встать и гордо уйти нет сил. Даже дышать не могу. И сразу воспринимаю смысл короткой фразы:
- Но для меня нет ничего невозможного.
Константин будто бросает вызов. Себе. Мне. Жулику-юристу. Всему миру.
- Что? – вскидываю подбородок. И вижу слабый огонек азарта в его потухших глазах.
Неопределенно качнув головой, он вызывает по селектору секретаршу:
- Екатерина, - обращается официально и грозно. – Закрой приемную и никого ко мне не пускай. Отмени все встречи до конца дня. Меня нет! Если мне что-нибудь будет нужно, сообщу тебе сам. Все ясно?
- Да-да, Константин Юр… - подобострастный женский голосок обрывается, когда Воскресенский убирает палец с кнопки аппарата.
Мы встречаемся взглядами – и повисает напряженная пауза.
- То есть в согласны? – разрушаю ее первая. Не верю в свою удачу. – Спасибо, - искренне выпаливаю.
Невольно протягиваю ладонь к его левой руке, которая по-прежнему лежит на папке с моими бумагами. Машинально касаюсь пальцами в знак благодарности.
Константин напряженно следит за моими действиями. Хмурит брови, беспокойно играет желваками на скулах, стискивает губы в одну линию – и едва заметно покачивает головой. Отрицательно.
Понимаю его жест по-своему - и одергиваю руку, сжимая в кулак. Ожидаю услышать хлесткое «нет» или очередные условия, но…
- Да, Вера, давай разберемся во всем этом дерь… кхм… деле, - прокашливает ругательство. – У меня к тебе ряд вопросов. Готова ответить?
- Конечно, - уверенно отзываюсь, выдерживая пристальный взгляд черных глаз. - В очередной раз повторюсь: мне нечего скрывать!
- Почему тебя не было на суде? Ты пропускала заседания, хотя повестки получала исправно, - слова отлетают у него от зубов, в то время как он сам даже не заглядывает в документы. Будто с первого раза все детали запомнил. – То, что я вижу в материалах дела, как-то не вяжется с твоим образом. Ты же серьезная и ответственная. Вряд ли забыла бы, - всматривается в мое лицо, изучает каждую черточку, ловит малейшие изменения мимики. Чувствую себя под рентгеном.
- Я в глаза не видела ни одной повестки, - выпаливаю смело, и Воскресенский недоверчиво выгибает бровь. – Я надеялась, что мы с мужем расстанемся мирно. Что у него совесть взыграет после того, что он сделал… - запинаюсь, переводя дух. После утренней встречи с бывшим не могу собраться с мыслями. Эмоции душат, среди которых превалирует типичная женская обида. – Да и Женя обещал не создавать мне проблем. Почти все ценное имущество было приобретено им до брака, а на мое кафе он не претендовал. По крайней мере, на словах.
- Ни один развод в моей практике не прошел мирно, - усмехается Константин. – Именно в этот период обе стороны обнажают свои истинные натуры, часто нелицеприятные. И тут невольно задаешься вопросом: «Кто знает, как выходят стервы из хорошеньких невест», - хмыкает с затаившимся разочарованием. Словно это касается его лично.
А ведь он тоже в разводе, и я очень сомневаюсь, что процесс обошелся без скандала. Воскресенский – не тот человек, чтобы тихо уйти с арены. Господи, с кем я связалась? На чью помощь рассчитываю? Но назад дороги нет. У меня вообще ни одного варианта больше. Значит, придется нам как-то притираться.
- «Это со мной она стала плохая, взял-то я ее хорошую», - многозначительно цитирую, и он мгновенно ловит мой намек. Уголки прямых губ, дрогнув, чуть ползут вверх, но следом опять превращаются в сплошную нить.