Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская

С 1956 года наша жизнь с Борисом Леонидовичем в Измалкове полностью наладилась, стала упорядоченной и насыщенной, а доклад Хрущева на съезде

партии с разоблачениями преступлений Сталина и его окружения вызвали у Бори новый прилив сил и веры в нашу счастливую звезду. Роман «Доктор Живаго» написан, несколько экземпляров его было одето в переплет, и я отнесла их в редакции. Главную надежду мы возлагали на «демократа» Симонова, остававшегося главным редактором «Нового мира».

В разговорах измалковских соседей во время наших прогулок по берегу Самаринского пруда часто можно было слышать: «Это Борис Леонидович с женой прогуливаются». Тогда Боря говорил мне словами Юрия из романа: «Видишь, Олюшка, мы любим друг друга потому, что так хотят все вокруг. Наша любовь и для них радость и надежда на счастливую жизнь. Оттого и мне легко пишется, будто стихи выстроились „в ряд, гуськом, в затылок“ и раскрываются, как цветы в саду».

Когда стало известно, что роман закончен, к Борису Леонидовичу обратились с просьбой об издании «Доктора Живаго» из чехословацкого издательства и польского журнала. Позже польский журнал «Опинион» опубликует несколько глав из романа.

Госиздат предложил издать однотомник стихотворений Пастернака, и Боря принялся за него с охотой. Начал он с того, что стал безжалостно отбрасывать все старые стихи, считая их усложненными, надуманными и вычурными. Мы с Николаем Банниковым[116] всеми силами сопротивлялись этому произволу Бори. Особенно удалась моя уловка пристыдить Борю ссылкой на эссе Цветаевой «Световой ливень», где она восхищенно отзывалась о стихах Бориса 1912–1920 годов, назвав его лучшим поэтом России с будущим. Тогда Пастернак согласился включить часть старых стихов в сборник. Он также хотел поместить в сборник весь цикл стихов Юрия под названием «Стихи из романа в прозе».

Пастернак с увлечением писал «Автобиографический очерк» как введение к сборнику, с подробными комментариями к стихам. В мае 1956-го Боря передал рукопись романа итальянскому коммунисту, сотруднику радио в Москве Серджо Д’Анджело, разрешив, если роман понравится, напечатать его в Италии, во Франции и в Англии.

Костя Богатырев рассказал мне, что присутствовал на Большой даче, когда Пастернак говорил итальянскому профессору Гатто, что пойдет на любые неприятности ради опубликования романа. Борис Леонидович поверил в неотвратимость перемен и свободы. Казалось, жизнь прекрасна и удивительна, и окрыленный поэт пишет в Измалкове знаменательное стихотворение «Во всем мне хочется дойти до самой сути».