Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго»

– Ну теперь все кончено, теперь будем мириться, потихонечку все наладится, Борис Леонидович… – а потом вдруг дружески похлопал его по плечу: – Эх, старик, старик, заварил ты кашу…

Борис взъярился из-за того, что его назвали «стариком» в присутствии Ольги. По словам Ольги, он по-прежнему «себя чувствовал молодым и здоровым, да к тому же еще героем дня». Он раздраженно оттолкнул руку Поликарпова в сторону:

– Пожалуйста, вы эту песню бросьте, так со мной разговаривать нельзя.

Но Поликарпов не сразу сменил неверно взятый им тон:[531]

– Эх, вонзил нож в спину России, вот теперь улаживай…

Борис вскочил.

– Извольте взять свои слова назад, я больше разговаривать с вами не буду, – и рывком пошел к двери.

Поликарпов послал Ольге отчаянный взгляд:

– Задержите, задержите его, Ольга Всеволодовна!

– Вы его будете травить, а я буду его держать? – ответила она не без злорадства. – Возьмите свои слова назад!

Явно взволнованный и опасающийся еще сильнее разъярить Пастернака, Поликарпов промямлил:

– Беру, беру.

Борис замешкался у двери. Ольга попросила его вернуться, и разговор продолжился в более цивилизованном тоне. Борису было сказано, что единственное, на чем настаивают власти, – это на прекращении его контактов с иностранной прессой. Когда они уходили, Поликарпов также предупредил Ольгу, что Пастернаку, возможно, придется подписать еще одно открытое письмо.

В коридоре, когда они возвращались к Ирине, Борис сказал Ольге:

– Вот им бы сейчас руки распахнуть[532] – и совсем было бы по-другому, но они не умеют, они все крохоборствуют, боятся передать, в этом их основная ошибка. Им бы сейчас поговорить со мной по-человечески. Но у них нет чувств. Они не люди, они машины. Видишь, какие это страшные стены, и все тут как заведенные автоматы…

Ирину, Ольгу и Бориса отвезли обратно в Переделкино в правительственной машине. Борис снова был бодр духом. Он разыграл для Ирины весь разговор в лицах, не обращая внимания на Ольгу, которая теребила его за рукав, пытаясь заставить молчать в присутствии шофера-осведомителя. Во время возникшей в разговоре паузы Ирина процитировала строки из эпического стихотворения Пастернака «Лейтенант Шмидт». Опубликованное в 1926 году, это стихотворение основано на словах, произнесенных лейтенантом Шмидтом, знаменитой фигурой революции 1905 года, накануне дня, когда его должны были казнить за бунт. Эти стихи так часто стали цитировать в Москве во время кампании травли, развязанной против Пастернака, что некоторые люди принимали их за новое стихотворение, написанное им в 1958 году. Пока Ирина читала этот отрывок на память, воодушевление Бориса иссякло.

– Подумай, как хорошо, как верно[533] написано! – печально проговорил он.

Напрасно в годы хаоса[534]
Искать конца благого.
Одним карать и каяться,
Другим – кончать Голгофой.
Наверно, вы не дрогнете,
Сметая человека.
Что ж, мученики догмата,
Вы тоже – жертвы века.
Я знаю, что столб, у которого
Я стану, будет гранью
Двух разных эпох истории,
И радуюсь избранью.

Ольга так и не простила себя за то, что написала черновик письма Хрущеву. Также она ругала себя и Бориса за «нашу нестойкость,[535] быть может, даже глупость, неумение уловить «великий миг», который обернулся позорным». Ивинская не переставала гадать, чем был отказ от Нобелевской премии – актом неповиновения со стороны Бориса или их общего малодушия. Однако она понимала, что только состояние «жалкой паники» помешало ей разглядеть в Грингольце агента и заставило поддаться на его провокацию. Впоследствии она писала: «Не надо было посылать это письмо.[536] Не надо было! Но – его послали. Моя вина».

XI Зверь в загоне

На встрече с Поликарповым Пастернак попросил об отмене запрета на почту, который был установлен на три дня. Во время всей этой злобной кампании ничто не угнетало Бориса так, как отказ в доступе к корреспонденции. За полтора года после присуждения Нобелевской премии Пастернак получил примерно 25 000 писем. И теперь переделкинская почтальонша принесла две огромные сумки почты, которая скопилась за предыдущие несколько дней: запрет был снят.