Вдруг совсем стемнело, даже не стало видно лиц, лишь засветились волосы учительницы иностранных языков да кружевные белые воротники. Со всех сторон раздался странный треск, хлопки, взрывы. Но они не испугали Ларина. Чёрный бархат неба прочертили струи огня, и с шипением начали рассыпаться миллионы ярких звездочек. В этом фосфорическом, постоянно меняющемся свете на импровизированной сцене возник директор.
Директор поклонился, на шее звякнула цепь, сверкнула звезда медальона. Он галантно снял шляпу и произнёс раскатисто и звонко:
— С новым годом, друзья! С новым учебным годом!
Затем снова стемнело, и в небо взлетели огни фейерверка. В этом постоянно меняющемся фосфорическом свете ’Пётр Ларин почувствовал — происходит что-то необычное. Он опустил голову и огляделся. Вокруг него стояло множество детей, переговаривающихся между собой, смотрящих в небо.
Как и откуда они взялись, он уже не спрашивал. У всех в руках оказались хрустальные бокалы. Пётр Ларин ощутил тяжесть хрусталя и в своей левой руке. Дети подходили к фонтанам, подставляли бокалы. Цветная вода наполняла их. Он тоже поднёс свой бокал к первой попавшейся струе. Ярко-оранжевая жидкость наполнила бокал до краёв.
— С новым годом! — услышал он звонкий мальчишеский голос.
Перед ним стоял круглолицый паренёк. Его лицо было усыпано мелкими веснушками. Мальчишка улыбался одними глазами, из-под берета выбивались рыжие кудри.
— А ты что, новенький?
— С новым годом, — немного растерявшись, ответил Ларин.
— Что-то я тебя здесь раньше не видел, — плутовски улыбнулся мальчишка.
— Я недавно приехал, буду здесь учиться.
— У тебя что?
— Где? — спросил Ларин.
— В бокале.
Ларин поднёс к губам свой бокал, сделал глоток:
— По-моему, апельсин.
— Ay меня от цитрусовых аллергия. Я вишню пью. Пошли, покажу тебе самые вкусные торты, — он взял Ларина за локоть и повёл за собой.
Фейерверки продолжали взлетать в небо, рассыпаться тысячами звёздочек. Иногда звёздочки складывались в фигуры, мельницы, снежинки. Один раз сложились в большое светящееся сердце, затем в птицу, бабочку. Казалось, для пиротехника не существует невозможного.
Возле фонтана стояли столики, невесть откуда взявшиеся. На столиках — фрукты и всевозможные кондитерские изделия в вазочках и изящных тарелочках. Взгляд Петра Ларина привлекла Изольда Германовна. Когда в небе рассыпался очередной сноп искрящихся звёзд, она втягивала голову в плечи, прикрывала глаза и её накрашенные губы извивались, как будто она испытывала мучительную, нестерпимую боль.
«Чего это она? Может, ей фейерверки не нравятся?» — подумал Ларин.
Но тут он увидел тёмно-зелёное бархатное платье, проплывшее рядом, зелёную шляпу в виде чепчика и длинную до пояса косу.
— Соня! — вырвалось у Ларина. — Подержи, — он отдал бокал рыжему и бросился вдогонку.
Сам того не ожидая, он поймал девочку за кончик взлетевшей в воздух косы. Та ойкнула и обернулась.
— Ты что себе позволяешь? — на Ларина смотрело незнакомое лицо с огромными, немного выпученными зелёными глазами и маленьким, как вишня, ртом.
— Извини, обознался.
— Новенький, что ли?
— Ага, — ответил Ларин и почувствовал, что покраснел.
— Это тебе не обычная школа, где можно выпендриваться и выдуриваться. Здесь такие штуки не проходят, здесь себе никто подобного не позволяет.
Затем девчонка прыснула смехом, маленький рот растянулся в улыбке, и она убежала.
Подошёл рыжий приятель:
— Тебе что, Лизка понравилась?
— Её Лиза зовут?
Рыжий прикрыл рот ладонью и прошептал:
— Елизавета. Назовешь её Лизой, обидится. Меня зовут Лёва.
— А меня Пётр.
Мальчики пожали друг другу руки.
— Пошли торт есть.
Играла музыка, хотя музыкантов нигде не было видно. Кто-то уже танцевал. Музыка была современная, как на дискотеках.
Лёва спросил:
— Ты Децла уважаешь?
— Не-а. Не люблю, — сказал Ларин.
— А меня торкает.
— Слушай, Лёва, а ты Софью Туманову знаешь?
— А кто ж её не знает. Сейчас на сцену выйдет, она у нас всегда первой поёт.
— Да? — обрадовался Ларин.
— Хочешь, ближе подойдём?
— Давай.
И они с бокалами в руках направились к сцене.
Появилась Соня Туманова. Фейерверк стал бесшумным. Она здорово спела песню на английском языке, голос у неё был звонкий и чистый. Ларин смотрел на неё как зачарованный.
— Что, нравится? — спросил Лёва.
— Я её знаю, — вместо ответа сказал Пётр.
— Нашлась мне звезда! Я бы тоже так спел, если бы захотел.
Вспомнив, что в этой школе учатся не совсем обычные дети, Пётр сказал:
— Всё может быть.
— Ты что, не веришь? — и Лёва, упёршись подбородком в плечо Ларину, голосом, как две капли воды похожим на голос Сони Тумановой, спел два куплета песни. — Ну как, похоже? — уже своим голосом спросил Лёва. — Учись, салага!
— А как ты это делаешь?
— Не пройдёт и полгода, и ты сможешь!
— Ты меня извини, Лёва, я хочу с ней поговорить.
— Пожалуйста. Хочешь, я её позову?
Ларин кивнул. Лёва начал махать рукой с растопыренными пальцами. Он делал это так, словно протирал зеркало, вдруг запотевшее.
— Ты чего меня звал? — тронув за плечо Лёву, сказала Софья Туманова. — Пётр Ларин? — глаза девочки широко открылись. — Вот уж кого не ожидала встретить!