Ларин Петр и фабрика волшебства

Из машины выскочили двое в красных шёлковых рубашках и меховых жилетах. Они открыли заднюю дверь, отступив на шаг от машины. Показался чёрный хромовый сапог, затем второй, и, наконец, из машины выбрался огромный черноволосый мужчина в бобровой шубе. На висках его серебрилась седина, а в ухе поблёскивала массивная золотая серьга. Бархатные штаны были заправлены в голенища, фиолетовая рубашка — с расстёгнутыми верхними пуговицами, из-под которых виднелись массивные золотые цепи. Вообще, золота на цыгане было много. А когда он открыл рот, осеннее солнце засверкало на золотых зубах.

— Здравствуй, Илья Данилович! Слушай, я говорить с тобой приехал.

— Здравствуйте, — поприветствовал Илья Данилович. — Пройдёмте ко мне в кабинет.

— Зачем в кабинет? Мы, цыгане, — народ вольный и ни от кого ничего не скрываем.

Цыганский барон картинно взмахнул руками, полы бобровой шубы, подбитые алым шёлком, раскрылись, как два огромных крыла.

— Меня к тебе цыганский народ послал, но есть у меня к тебе и личный интерес. Земфира, внучка моя, кровь от крови, плоть от плоти, нет у меня дороже, чем она. Говори, куда её подевал?

Цыганский барон взмахнул пальцами в массивных перстнях, украшенных яркими камнями, и один из его людей вложил в руку раскуренную трубку с золотым чубуком. Барон важно затянулся, выпустил дым, свёл брови к переносице и принял угрожающий вид.

— Мы её повсюду ищем, — ответил директор. — В Санкт-Петербурге, Москве и на всех станциях портрет её расклеили с просьбой отозваться тех, кто видел её.

— Плохо, значит, ищешь. Я тебе её доверил, а ты не уберёг. Я бы её на следующий год замуж отдал. Цыганка должна жить в таборе вместе со своим народом. Ты упросил, чтобы я её отпустил. Верни мне внучку! — цыганский барон швырнул на землю трубку. Один из его людей быстро подхватил её и унёс в машину. — Слушай моё слово: не найдёшь внучку мою, цветок наш Земфиру, — проклянёт тебя весь народ цыганский на веки вечные. Не будет тебе покоя нигде, а школу твою закроют, разнесут по кирпичику.

Дети с интересом следили за происходящим, им не приходилось видеть цыганского барона.

— Ну и дед у Земфиры! — сказал один из мальчишек.

А Лёвка Морозов мечтательно произнёс:

— Вот бы мне к нему! Он и на коне, наверное, скакать умеет.

А девчонки шушукались о том, что Земфира через год могла замуж выйти, и пытались представить себе цыганскую свадьбу с бубнами, гитарами, медведями и множеством всяких украшений.

— Она что, в самом деле из табора? — спросил у Сони Тарас Ващенко.

— Это называется у них табор, а там целый посёлок. Большие дома, в каждом доме семья…

— A-а, а я думал, что они в кибитках по степи ездят, костры по ночам жгут, на гитарах играют, песни поют, коней пасут.

— Такое только в кино бывает.

— Я всё сказал, — садясь в машину, констатировал цыганский барон. Его люди захлопнули дверцу, и машина, выдохнув клубы дыма, развернулась прямо перед крыльцом — огромная, сказочная, с большой серебряной подковой, сверкающей над бампером, — покачиваясь, она торжественно поплыла к воротам.

Вечером Софья и Пётр ждали Клару, которая должна была прилететь и рассказать всё, что видела и слышала.

— Смешной какой-то этот Парамонов, дед Земфиры.

— Почему смешной?

— Ненастоящий какой-то.

— Тоже, скажешь! Самый чтр ни на есть настоящий, — произнесла, вглядываясь в темноту осеннего вечера, Туманова.

— Ну, где она?

— Может, ты спать иди, Ларин.

— Подожду ещё. Мне в последнее время не спится.

— И мне тоже, — призналась Софья. — Я всё о Земфире думаю, — девочка смотрела в окно.

Она увидела на фоне неба тёмный силуэт птицы, летевшей очень странно: то она падала вниз, то с трудом набирала высоту.

— Что с ней? — Туманова узнала свою ворону. — Окно открывай, скорее!

Ворона буквально рухнула на подоконник. Крыло с выщипанными перьями неестественно свисало и вздрагивало.

— Клара, птичка моя, что с тобой?

Глаза вороны были закрыты.

— Да что же с тобой случилось? Кто на тебя напал.

— Что она говорит? — видя, что клюв несколько раз открылся, спросил Ларин.

— Говорит, это летучие мыши.

— Ну вот, видишь, это её мыши!

Софья гладила птицу.

— Ты вся избитая, Клара! Она говорит, это они. Тебе больно, Кларочка? Очень больно? Слушай, её надо быстрее врачу показать, — на лице Тумановой был неподдельный испуг.

— Какому врачу? — не нашёлся Ларин.

— Нашему, школьному.

— Я знаю, кто нам поможет.

Пётр вспомнил о том, что Захар может лечить животных.

Туманова завернула в полотенце безжизненную ворону.

— Пойдём быстрее к Захару!

Дети уже не думали о том, что запрещено покидать учебный корпус и с наступлением темноты выходить на улицу. Они бежали по коридору. Соня прижимала к себе завёрнутую в полотенце Клару. Дверь оказалась заперта. Ларин принялся колотить в неё кулаками.

Охранник недовольно открыл дверь.

— Вы куда? — прикрикнул он на ребят.

— Дядя Дима, тут ворона раненая!

— Ну и что с того?

— Ей плохо, она умирает!

— И куда вы её тащите, в кусты?

— Нет, её лечить надо… к садовнику Захару.

— Лучше бы к врачу отнесли.

— Нет-нет, Захар умеет лечить животных.

— Ладно, я с вами.

Охранник светил фонариком, дети подгоняли его.