Ларин Петр и машина времени

— Только то, что я не желаю вам зла, Виктор Андреевич. Я не прошу о вашем доверии, но я… я готов пообещать вам немедленно оповестить вас, если вдруг почувствую, что над вами сгущаются тучи.

— Я не знаю, что ответить вам, учитель. Более того, я никак не могу быть рад этому разговору. Честность и благородство — категории, которые трудно распознать с первого взгляда. Но я потерял бы уважение к себе, если бы стал сейчас убеждать вас в ошибочности ваших подозрений. Вы не возражаете, если мы прогуляемся?

Пётр услышал, что голоса собеседников удаляются. В совершенном опустошении он откинулся на подушку. Сомнений быть не могло: он слышал голос Ситникова.

Таким образом, всё складывалось не так уж плохо. Похоже на то, что Петру удалось избежать самого сложного — встречи с графом Разумовским, гравюра с изображением которого была частью интерьера кабинета директора школы номер семь, которая располагалась именно в бывшем графском имении. Оставалось дождаться возвращения Ситникова. И, если всё удастся, Пётр сможет вернуться в будущее уже сегодня. Тут он вспомнил о пробитом бензопроводе и снова нахмурился.

Некоторое время вокруг стояла тишина, нарушаемая только пением птиц. Наконец снова приблизились голоса, и Пётр юркнул на прежнее место. Он опасался, что Ситников при виде его снова рухнет в обморок или выдаст себя ещё каким-то образом.

— …Несколько десятков студентов нашего лесного института, — донеслось до Петра. — Ночью мы построились на городской площади. Маленький городок Горы-Горки на востоке земли, которую вы называете западными губерниями… Те, у кого не было оружия, получили простые охотничьи двустволки. Мы взяли казармы, без единого выстрела захватили все административные сооружения — в городе почти не было российских войск, их срочно перебросили западнее, там вспыхнул неожиданный очаг восстания, несмотря на победные рапорты, отправляемые Муравьёвым императору. Нас было человек сто пятьдесят. После того как мы сделали в городке всё, что могли, мы двинулись на соединение с ещё одним отрядом… полагаю, вы понимаете, что я стараюсь обходиться без ненужных подробностей. Мы намеревались захватить могилёвский артиллерийский парк и пробиваться дальше на запад. Но взятие Горок было нашим первым и последним успехом… Если кратко, Юлиан Сергеевич, я был ранен. Без сознания меня доставили в ближайшую деревню, там крестьяне некоторое время помогали мне скрываться и помогли мне немного прийти в себя. Неважно, опять же, как и с чьей помощью я оказался здесь. Важно пока лишь то, что я здесь. И ваше право — немедленно рассказать обо мне вашему покровителю графу Разумовскому или, того лучше, бравому поручику. Возможно, получив мою голову, он избавит изысканный графский дом от своего навязчивого присутствия. Но, прежде чем вы решите, о чём вам побеседовать сегодня с поручиком за ужином, давайте взглянем на мальчика. Он оступился, когда его напугал мой Цыган. Откуда ему было знать, что это совсем ручной медведь, его нашёл и выкормил из соски мой предшественник, после того как граф застрелил на охоте медведицу. Если мальчик пришёл в себя, мы сможем помочь ему продолжить путь, с которого, очевидно, он сбился. Странно, что на нём гимназическая форма. Не удивлюсь, если это какой-нибудь мещанский сынишка, начитавшийся Жюль Верна и отправившийся в путешествие вокруг света.

На мгновение в избушку лесника ворвался солнечный свет, и тут же тот, кого Ситников называл Виктором Андреевичем, затворил за собой дверь. Он чиркнул спичками и зажёг керосиновую лампу.

При свете лампы Пётр смог рассмотреть его получше. Он был чуть выше среднего роста, его подборок казался слишком тяжёлым, тёмно-каштановых волос он не завивал, а просто зачёсывал набок. Под густыми тёмно-каштановыми бровями сверкали поразившие Петра выражением удивительной силы карие, не очень большие глаза. Твёрдо сжатые губы свидетельствовали о сильном характере, несгибаемой воле и привычке размышлять.

Но с ещё большим интересом Пётр смотрел из-под полуприкрытых век на другого человека, на своего старого приятеля Юлиана Ситникова, инженера-химика, пользующегося репутацией сумасшедшего изобретателя. Признаться, Петру стоило труда сдержать возглас удивления. Ситников отпустил бородку, которая ему весьма шла, как и широкополая шляпа, покоящаяся на длинных волосах. Когда он снял шляпу, Петру показалось, что волосы Ситникова сильно выгорели на солнце, а лицо почернело от загара.

— Это и есть ваш нечаянный питомец? — спросил Ситников, склоняясь над постелью, в которой лежал мальчик.

— Добрый день! — вежливо произнёс Ларин Пётр, спуская ноги с кровати.

Петру показалось, что глаза Ситникова сейчас лопнут. Во всяком случае, они округлились так, что похоже было, будто они сейчас вылезут из орбит. Инстинктивно изобретатель отступил в тень, чтобы озабоченно глядящий на мальчика лесничий не мог увидеть его лица — потрясённого, мертвенно бледного. Опустив голову, Ситников сделал шаг к кровати, заслонив Петра спиной от света керосиновой лампы.