Я лежала на коврике, абсолютно расслабившись, и постепенно переставала ощущать свое тело. Звучали тамтамы, они будоражили кровь и одновременно лишали воли, они будили то древнее, что есть в каждом человеке, и цивилизация с ее псевдонормами уходила прочь. Нет, я все еще была в комнате, на коврике, и я осознавала это. Однако я была не просто собой, не просто телом, я была больше, чем мое тело, но в любой момент я могла бы стать тем, кем я была раньше. В этот раз я задержала дыхание особенно долго. Перед моим мысленным взором была темнота, и потом я вдруг, не сразу поняла, что я одновременно лежу на коврике и несусь навстречу этой темноте. Это был космос. Черное пространство летело мимо меня с необыкновенной скоростью, и я ощутила этот полет не только умом, не только мозгом, но и всем телом, и в этот момент я осознала, что на самом деле можно оставаться в комнате и одновременно быть за миллионы миллионов километров от Земли назло всем законам физики. И вдруг, словно в доведенном до реальности мультфильме, все затормозилось, причем настолько быстро, что тошнота подступила к горлу и на мгновение закружилась голова, и я увидела демона. Страшную кроваво-красную харю, парящую где-то в пространстве. И, как это бывает во сне, я словно бы смотрела со стороны, и одновременно была этим демоном, постепенно разбухающим от гнева и злости, медленно заполняющим все новые и новые кубические километры пространства. Я была им, но означало ли это, что он был мной? Я ощущала, как злоба, ненависть, агрессия черным потоком льются в меня, и заполняют каждую клеточку тела, заставляют эту каждую клеточку разбухать до размера отдельной вселенной. Яд копился в этой страшной кровавой харе, напоминающей только что выдранное сердце, но где-то на задворках сознания вдруг возникла уверенность, что это не вечно, что это не навсегда. Поток яда вдруг хлынул наружу, исчезая, рассеиваясь между звезд. Это был одновременно и взрыв, разносящий вещество на тысячи кусочков в миллионные доли секунды, и медленное извержение злобы. Он принес с собой облегчение, но и только. Мои глаза были по-прежнему закрыты, и какое-то время перед мысленным взором. Я видела лишь темноту… Дальше все было, как положено. Свет пришел сверху и описать его мне, увы, не дано. Это был катарсис. Это было лучше всего, что я когда либо знала и испытывала. По щекам текли слезы, оттого, что я понимала — прямо сейчас, сию минуту, в это мгновение, мне не быть там, мне не быть с этим светом, он не возьмет меня. Мои губы что-то шептали, кажется, что-то кричала, просила. Потом свет исчез, и я снова осталась в темноте. Я стала дышать часто, глубоко, стараясь вернуть пережитое во что бы то ни стало, но собственное подсознание подарило мне совсем другую картинку: в следующее мгновение я была… трупом. И снова странное раздвоение — я — это труп, останки, и я же парю над ними, наблюдаю со стороны, рассматриваю втоптанное в грязь, в песок, тело, обнажившиеся из-под грязи от дождя уже почти белые ребра и лоскутки то ли мундира, то ли камзола, прикрывающие эти ребра. Череп тоже уже наполовину истлел, кости обнажились, в глазницах давно не было глаз… Челюсть отпала вниз. Я чувствовала, что моя собственная челюсть непроизвольно расслабилась, точно копируя положение челюсти мертвеца. Я была им, а он — мной. Я была предметом, не имеющим души, домом, который давно оставил неугомонный хозяин, я была вещью. А вещь не чувствует ни горя, ни сожаления, ни покоя. Я не знаю, сколько времени я лежала так, но и эта картина ушла, ее сменила другая, которая длилась мгновения: я была ящерицей, что-то вроде геккона, я очень резво выбиралась из своей норки, но вот что удивительно — я видела мир перевернутым. Мне это абсолютно не мешало, это было привычным. Я стремилась наверх, на поверхность пустыни, покрытую темным бархатным ковром ночи…
Тамтамы вдруг зазвучали тише, и я поняла, что лежу на коврике уже почти час. Я с усилием открыла глаза, несколько раз моргнула. Психолог, оказывается, уже включил свет.
— Пора просыпаться, — тихо сказал он. — Ну, как путешествие?
— Потрясно… — сказала я, не в силах разобраться в собственных ощущениях, так много их было.
— Что-то видели?
— Да, — я потерла виски, несколько раз повела рукой по голове, села. — Я была трупом.
— Что? — психолог выключал аппаратуру, но при этих словах повернулся ко мне.
Я встала.
— Я просто была трупом.
— И… что вы чувствовали?
— Ничего. Абсолютно ничего.
Я сложила коврик в сумку и мы вышли из комнаты.
— Неужели совсем ничего?
— Ну… У меня челюсть отвисла, — сказала я, не придумав ничего лучше.
Кажется, он был разочарован.
— Вам лучше на курсы больше не приходить, — сказал он мне, когда я спросила, про следующее занятие.