Ларочка

План Лиона Ивановича был выполнен во всех пунктах. Был ресторан, был концерт, и не один, были «Посиделки» в ЦДРИ. Там Ларисе понравилось больше всего. Очень много знакомых лиц. Как будто в одно помещение вытрясли весь телевизор. Удивительно приятное ощущение, что, не прилагая никакого усилия, проводишь время не зря – эффект звездной тусовки. Вел вечер маленький, щекастый человек с огромными ушами и обаятельным апломбом.

Лариса от души смеялась его предельно двусмысленным шуточкам, стараясь не смотреть в сторону Раульчика. А тот нервничал. Старался выглядеть надменным, уверенным в себе, а было ощущение, что под столом все взводит и взводит какой-нибудь кольт. Не развлекался, а пребывал на охране добычи. И было от кого охранять. Однажды, когда они зашли в ресторан, из окон которого был виден Пушкин, к ним за столик плюхнулся длинный пьяноватый актер со знакомой бородищей, знакомым голосом, только бы еще вспомнить, к какой роли они относятся. Кратко поздоровавшись с внуком академика, красавец навис над Ларисой, бормоча какой-то творческий бред. Лариса с ним кокетничала в тех рамках, что считала дозволенными. Было смешно, что Рауль так дергается. Было слишком понятно, что бородатое чудовище, в общем-то, безобидно, герой всего лишь разговорного жанра.

Спросила, когда он ушел:

– Кто это?

– Робин Гуд.

– Ой, правда! – Лариса посмотрела вслед удалявшейся фигуре с некоторым сожалением, как будто кокетничала бы с ним по-другому, зная, кто он.

В ЦДРИ состоялось пересечение с актером, имя которого она знала, – с Киндиновым. Пока он перекидывался с Раулем чуть раздраженными фразами, Ларочка весело пялилась на него сквозь выпитое шампанское. Только бы не ляпнуть про то, что обожает фильм «Романс о влюбленных», такую установку дал ей Рауль, увидев, что герой-любовник приближается к их столику. Но шампанское действовало, мучительно хотелось говорить о кино, об искусстве вообще, пузырьки благодарного зрительского восторга слишком плотно скопились в лобном отделе симпатичной провинциальной головки. И она все же бросила отчаливающему и явно недовольному (Рауль не успевал со шмоточным заказом) разговором актеру вопрос:

– А где Леночка?

– Какая? – покосился на нее Киндинов и, не дожидаясь ответа, ушел.

– Какая Леночка? – поинтересовался и Рауль.

– Ну, Коренева.

Внук академика так прыснул в стакан, что вызвал извержение освежившее весь стол. Лариса мгновенно протрезвела, и с сердитой мыслью – «ах, так!» – взяла сумочку и сказала:

– Может быть, еще приду.

Рауль догнал ее у входа, повис на прохладном локте, запутался в извинениях.

– Больше не смей называть меня дурой!

– Да я же… я же ничего такого не сказал.

Она стряхнула его с локтя и удалилась в туалет. Осмотрела себя в зеркале, осталась довольна, даже губы не нужно подкрашивать, но все равно провела тюбиком по губам. Проверка боекомплекта, так мужчина удостоверяется, застегнута ли молния на брюках. Когда она вышла, он стоял на прежнем месте, только сделался еще мельче и несчастнее, чем в тот момент, когда она его оставляла.

– Ты думаешь, я не знаю, что, если любовь на экране, совсем не обязательно она есть между актерами и в жизни.

Рауль мрачно кивнул:

– Я понял, ты пошутила.

– Вот именно.

– Куда ты хочешь теперь?

– В Дом кино.

Он изучающе посмотрел на нее:

– Ты сама этого хотела.

Они вкатили на такси с Сивцева Вражка в Староконюшенный.

– Дом кино не здесь, – уверенно, но равнодушно сказала Лариса: ей вдруг стало все равно, что с нею делают. Уже не хотелось ни искусства, ни всякого такого.

– Пойдем, пойдем.

– Это же твоя квартира.

– Конечно.

– А как же дедушка?

– Ты еще маму вспомни.

– А как же мама?

– Вот тебе – дом кино.

Рауль усадил ее в кресло в полутемной комнате перед телевизором, на котором стоял большой серебристый параллелепипед. Рауль нажал на нем какую-то невидимую кнопку, ящик ожил, выставив плоскую голову с открытой пастью.

– Жрать хочешь? – ласково спросил хозяин, запихивая внутрь что-то черное, удивительно плотно подходящее по размеру, было в этом совпадении что-то даже эротическое.

– И что? – спросила Лариса, начиная волноваться.

– Сейчас увидишь.

19

В тот вечер Лариса осталась ночевать в доме академика Янтарева. А утром внук академика предложил ей остаться в этом доме навсегда. Разговор происходил за завтраком в комнате с удивительным киноприбором; провинциалка сидела в старинном кресле, облачившись в махровый халат, и пила кофе с молоком. Халат был ей несколько маловат, еле улавливал все ее плоти, и Ларисе это нравилось, она чувствовала себя в нем как бы на выданье и даже не старалась придать своему наряду более пристойный вид.

Рауль стоял голыми коленями на старом сером паркете, на нем была всего лишь одна ночная рубашка, трогательный рудимент милого домашнего детства. Он пожирал глазами Ларису, как эклер, обалдевая от количества предполагаемого в ней крема. Предыдущей ночью он доказал, что, несмотря на субтильный вид, он большой работник и умелец, и надеялся, что ему удалось заронить в душу гостьи хоть немного сексуального сочувствия.