Отчитывая Умку, я пытался донести до него, что цель воина не убивать врага, а не допустить самого сражения. А если уж ввязался в битву, то нужно знать, когда и куда ударить топором. А просьбы Умки отвлекают от этого. Обидевшись, мальчишка встал рядом с Агой. Посмотрев на грозного меня, он понял, что не всегда нужно трепать языком, моля отпустить его в бой. По крайней мере, я так понял посыл Умки, который вздохнул со словами:
— Ага умный, Ага — молчит.
— Ага, — раздалось от телохранителя, растянувшего щербатую улыбку.
Я усмехнулся их диалогу.
Кровь стучала в висках в такт с гулом битвы. В воздухе висела смесь запахов пота, крови и страха. Римляне, словно железная стена, напирали на нас.
Силы, как оказалось были неравны. Римляне, хоть и несли потери, неумолимо продвигались вперед. Я видел страх в глазах своих воинов, видел, как их силы иссякают. Фланговый удар немного отвлек основной напор врага и позволил передохнуть основному войску.
Сбросив плащ, я схватил свои верные топоры, тяжелые, но привычные, словно продолжение моих рук. С ревом я бросился в самую гущу битвы.
Вокруг меня все смешалось: звон стали, крики, стоны. Я рубил направо и налево. Топоры, словно живые, танцевали в моих руках, пробивая доспехи и щиты, рассекая плоть и кости. Я чувствовал, как горячая кровь брызжет мне в лицо, как земля под ногами становится скользкой от крови.
И я видел, как мои воины с новой силой бросились в атаку. Они рубили, кололи, били, не щадя ни себя, ни врага. И римский строй, прежде казавшийся нерушимым, начал давать трещины.
Я чувствовал, как усталость наваливается на меня, как силы покидают мое тело. Но я не мог остановиться.
И вот, наконец, римляне дрогнули. Римский полководец, понимая, что битва будет проиграна, пытался организовать отступление, но было уже поздно. Паника охватила легионеров, они бросали оружие и пытались спастись бегством, но болото засасывало их, превращая в беззащитные жертвы. Крики ужаса и мольбы о помощи разносились над полем боя, но их заглушали торжествующие крики моих воинов. Они успели изучить местность и довольно умело выбирали незаболоченные места. Да, не обошлось без небоевых потерь, так как не всегда в горячке боя легионеры могли выбрать верное направление для отступления.
Фланговый удар Омуртага переломил ход битвы. Гардарские легионеры отступили в противоположную сторону от подкрепления и, словно шатуны коленвала, вдавили нерасторопных римлян в болото.
К закату солнца битва была окончена. Болота Венеции стали могилой для римских легионов, а хитрость и смекалка гардарцев принесли великую победу. И эта победа открыла нам путь дальше на юг, к сердцу могущественного Рима. От врага осталась жалкая пара-тройка тысяч солдат.
Предводитель вражеской армии попал под пресс флангового удара болгар и был пленен. Это добило моральную составляющую вражеской армии. Победа была разгромной.
Наши потери, к моему удивлению, были более существенными, чем я предполагал. Мы потеряли больше двух с половиной тысяч легионеров и около тысячи болгарских войск. Еще три тысячи оказались в лазарете. К продолжению похода были готовы не более пятнадцати тысяч воинов.
Метик крутился в шатре-госпитале, словно белка в колесе. Ага флегматично поглядывал на поле сражения. Мне кажется, что он одобрял результат битвы. Мне же казалось, что можно было избежать таких больших потерь. Умка, довольный тем, что участвовал в битве, стоял и вычищал моих близнецов.
К нам подошел довольный Омуртаг. Мы направились с небольшой инспекцией по временному лагерю. Мы поддерживали и хвалили воинов. Особо отличившиеся позже получат медаль Сокола — единственную и наиважнейшую награду царства.
К нашей компании присоединилась София, которая рассказала о добытой от пленных легионеров информации.
Оказывается, в конце лета умер византийский понтифик Евгений II. Следующим понтификом хотели назначить некоего Валентино Леони, но духовенство показало зубы и папой избрали некоего Филиппа, бывшего ранее кардиналом. И есть у меня подозрения, что это тот самый проходимец-аристократ, который пытал меня в болгарских горах в прошлом году.
Я с удивлением узнал, что Понтифик должен быть утвержден императором франков. «Римская конституция» 824 года запрещала без согласия императора получать сан Папы Римского. И это дает пищу для размышлений. Неужели Понтифик не является частью Триумвирата? Может быть, место Папы занимает император франков?
Но еще больше удивления вызвало то, что в плен к нам попал главнокомандующий римской армией, некий Лотарь. Когда об этом узнали Омуртаг и София, оба побледнели. Я не совсем понял масштаб события, поэтому они меня просветили.