Ласковый огонь

— На нее, на Сильвану Пампанини, — уже совсем убежденно сказала Анна. — Это актриса, которая исполняет главную роль в «Утраченных грезах». Необыкновенная красавица. Потом мы посмотрим этот фильм вместе — и вы сами убедитесь. А в этом алом платье вы, деточка, могли бы сейчас затмить всех современных кинозвезд. Даже ваши имена — Сильвия и Сильвана — так созвучны. И, наверное, это совсем не случайно.

— Анхен, ты окончательно смутила бедную Сильвию, — сказал Оскар, желая немного утихомирить свою старую тетушку. — Наверное, Сильвия и так устала оттого, что на нее все обращают внимание и постоянно твердят о ее красоте. Давайте же наконец выйдем на воздух и выпьем чаю…

— Можно и чего-нибудь покрепче, — подмигнула племяннику Анна, беря Сильвию за руку и увлекая ее на лоджию.

И вновь Сильвия невольно ахнула от восхищения. Стены просторной лоджии, напоминавшей скорее террасу, были увиты какими-то диковинными растениями. Посредине стоял круглый изящный стол, вокруг которого расположились стулья, выдержанные в том же, как видно любимом Оскаром, стиле.

Но еще больше Сильвию восхитила дивная панорама, открывавшаяся взору с высоты восемнадцатого этажа. Отсюда виден был залив, по которому плавно скользили ярко освещенные суда. Среди них выделялась большая яхта, сверкавшая разноцветными огнями, которые отражались в темной как деготь воде.

— Дамы, прошу вас к столу, — послышался мягкий баритон Оскара, появившегося на пороге. В руках он держал большой поднос, уставленный едой. Здесь была и холодная телятина, и свежие помидоры, и плоды манго. — Не обессудьте за скромный ужин, — улыбнулся он. — Придется довольствоваться тем, что нашлось в холодильнике. Я ведь не знал, что сегодня у нас будут гости. Иначе сам приготовил бы что-то необычное.

— Знаете, Сильвия, мальчик живет один и поэтому научился великолепно готовить, — пояснила Анна. — В день моего приезда он угостил меня совершенно божественным суфле из авокадо.

Оскар вновь удалился и вскоре вернулся с бутылкой красного вина и фужерами.

Вино оказалось великолепным, оно слегка ударило Сильвии в голову и в то же время придало ей некоторой смелости. Лоджия была ярко освещена, и теперь она могла беспрепятственно и прямо смотреть в небесно-голубые глаза Оскара. Благо рядом была Анна, которая заполняла своей беспечной болтовней все паузы. Глаза же Оскара и Сильвии вели между собой безмолвный диалог. Ей казалось, что чем дольше она погружается в бездонную глубину его глаз, тем сильнее бьется ее сердце, которое совсем еще недавно она считала умершим для сильных чувств.

— Сильвия, ты совсем ничего не ешь, — вдруг сказал Оскар, кладя на ее тарелку кусок мяса и разрезанный пополам помидор. — Если ты будешь продолжать в том же духе, тебя просто унесет ветром, когда мы отправимся на пляж.

Только тут Сильвия почувствовала, насколько сильно проголодалась, и принялась орудовать ножом и вилкой, весело отправляя в рот один кусок за другим.

— Вы не поверите, но я никогда не ела так много, как здесь, в Австралии, — прокомментировала она, разделываясь с сочным помидором, который показался ей необыкновенно сладким. — Я ведь должна следить за каждой лишней калорией, иначе просто не смогу танцевать.

— Судя по тому как ты отплясывала сегодня на танцполе, полнота тебе не грозит, — засмеялся Оскар. — От такого огня все калории сгорят в момент.

— Габи тоже прекрасно танцевала, — вдруг, вмиг погрустнев, молвила Анна. — Да-да, мать Оскара тоже в свое время училась в школе танцев, а потом обучалась актерскому мастерству. Она была прекрасной актрисой, но ее приглашали только на роли второго плана. Я не могла понять причины. Ведь внешне она была так похожа на Марлен Дитрих. Те же скулы, огромные глаза, тяжелые веки. И вот наконец ей предложили настоящую роль, и бедняжка готовилась отправиться на съемки в Париж…

Сильвия отложила вилку и посмотрела в лицо Оскару. Ей вдруг показалось, что его глаза утратили цвет, став более темными и непередаваемо грустными. Словно теперь кто-то незримый присыпал их серым пеплом, сквозь который уже не могут проскользнуть озорные искорки…

Анна же, погруженная исключительно в свои грустные воспоминания, продолжала: