Ласковый убийца

Он изобразил Кольцова с разбитым носом — уж очень хотелось. Долго хихикал, тщательно прорабатывая детали. Получилось похоже. Ремизов закурил и откинулся на спинку стула.

Теперь воображение рисовало ему другой портрет — Надин. Он пробовал делать это на бумаге — много раз — но неизменно бывал недоволен результатом. А мысленно — пожалуйста.

Затем он тяжело вздохнул и, желая отвлечься, решил послушать сообщения, пришедшие за день на автоответчик. Ремизов протянул руку к аппарату и нажал кнопку.

Хриплый мужской голос, временами срывающийся на визг, с нескрываемой злобой вопил:

— Ты пожалеешь об этом! Тебе конец! Ты, считай, уже труп! Раньше нужно было думать о том, что делаешь, теперь уже поздно! Конец тебе, козел! Сдохнешь, придурок, от своей наглости!

Ремизов усмехнулся и нажал кнопку "стоп". "Ничего. Это мы еще посмотрим".

Он расстелил кровать и уснул: спокойно и без сновидений, что для него было большой редкостью.

* * *

Утро четверга выдалось славным. Так бывает в предосенние дни: и вроде бы еще тепло, и вроде бы листья пока не пожелтели, и дожди не зарядили, — а все равно, звенит что-то в воздухе, предвещая скорое постепенное умирание. Звенит, вызывая светлую и чистую тоску.

Но тоска эта хорошая, предупредительная. Она не обездвиживает, напрочь лишая жизненной силы — она побуждает, мягко подталкивая: иди, торопись, успевай — скоро будет поздно.

Вот и хочется успевать.

Ремизов проснулся рано: ровно за двадцать минут до того, как это должен был сделать будильник. Он умылся, почистил зубы и устроил себе большую утреннюю зарядку — на целый час. Энергия, которую он накапливал для драки с Кольцовым — простая и грубая мышечная сила, так и не растраченная по назначению — требовала выхода.

Он отжимался, подтягивался, бросал гирю и играл гантелями: вплоть до того момента, когда показалось что — все! предел! Густой липкий пот гулко капал на паркет. Перед глазами плавали разноцветные искрящиеся круги. И, однако, этого было мало. Ремизов заставил себя через силу отжаться еще двадцать раз и потом десять раз подтянуться — с криками, дрыгая обеими ногами и вообще черт знает как — неважно, лишь бы сделать.

Вот эти, самые последние упражнения, сделанные через боль и через "не могу", они и есть самые полезные; они-то и являются шагом вперед. А все предшествующее — только подготовка, разминка.

Сила — штука такая: чем больше ее тратишь, тем больше она становится.

На дрожащих ногах, придерживаясь за стенку, Ремизов добрался до ванной комнаты. Долго стоял под душем, с трудом переводя дыхание. Затем вылез, обтерся махровым полотенцем, неспешно побрился, уложил короткие волосы в аккуратную прическу и отправился завтракать.

Гудящие мышцы требовали восполнить запасы энергии — он ел много хлеба. Мышцы желали получить побольше белка, чтобы еще чуть-чуть вырасти: он отправил в живот яичницу.

Все надо делать с толком — считал Ремизов. Поэтому он явственно представлял себе, как белок расщепится в желудке, всосется в кишечнике, путешествуя с кровью, достигнет бицепсов, трицепсов, грудных мышц и мышц спины, и как потом из этого белка, словно из кирпичиков, образуется несколько новых мускульных волокон. "И мне придется покупать другой костюм — на размер больше", — заключил он вслух, наливая какао — в молоке тоже полно белков.

Газеты он не читал: в этом не было никакого смысла. Только самый закоснелый обыватель думает, что газета — это набор информации. Ошибка! Газета — это прежде всего тенденция. Как всякая четко построенная иерархическая система, она не может не иметь конкретной стратегии. Журналисты, не желая потерять работу, пишут то, что не противоречит взглядам главного редактора, главный редактор тоже стремится угодить какому-нибудь дяде с деньгами, а какой-нибудь дядя с деньгами в свое время успешно закончил десять классов, имеет две судимости (одну — за изнасилование, другую — за мошенничество), три семьи и при этом обожает

голливудские боевики, где много стреляют. Вот вам собирательный портрет газеты. О чем она будет писать? Догадайтесь сами.

И начинается работа: из бесконечного потока ежедневной, ежеминутной информации отбираются только те сюжеты, которые можно уложить в заготовленную схему. Но, поскольку каждый сюжет сам по себе — это неоспоримый факт, то есть нечто абсолютно достоверное, стало быть, тенденциозно отобранные факты наилучшим образом доказывают существование самой тенденции. Софизм? Отнюдь — новая информационная технология.

Если газета постоянно врет, ей никто не верит и ее перестают покупать — следовательно, издание такой газеты теряет всякий смысл. В настоящее время мало кто использует непроверенные сведения — себе дороже. Зачем? Если умело подобрать факты и выстроить их в определенной последовательности, эффект будет тот же самый, но — безо всякого риска быть уличенным во лжи. Поэтому особое значение приобретает вопрос времени: дать материал в сегодняшний номер или в завтрашний? Черт его знает! Это — тонкое искусство выпускающего редактора: чувствовать обстановку в стране — ведь она меняется с каждым днем.