Ласковый убийца

— Сергей Иванович, именно поэтому я вам и звоню. У меня возникло очень много вопросов, и я хотел бы встретиться с вами, чтобы прояснить кое-что. По телефону, как вы сами понимаете, такие вещи не обсуждают, — Ремизов говорил подчеркнуто строгим тоном.

— Да, конечно. Давайте встретимся, — Кольцов засуетился. — Когда и где?

— Когда? — с легким оттенком презрения переспросил Ремизов. — Да чем скорее, тем лучше. Для всех лучше, — подчеркнул он. Взглянул на часы: половина седьмого. — Где вы сейчас находитесь? — Ремизов не давал Кольцову опомниться.

— Я? Дома…

— Поверьте, меня не интересует ваш точный домашний адрес. Я имею в виду, где это территориально? Какая ближайшая станция метро?

— "Кропоткинская"… — растерянно ответил Кольцов.

— Жду вас через полчаса у выхода из метро "Парк культуры" — радиальная, что на пересечении Остоженки и Садового кольца. Я буду стоять рядом с магазином "Букинист". Вы даже пешком успеете дойти за полчаса. Все. До встречи, — отрезал Ремизов и положил трубку. Он закрыл машину и направился к назначенному месту. Там он зашел в глубокую тень, под эстакаду, соединяющую Комсомольский проспект с Остоженкой поверх Садового кольца, и стал ждать, наблюдая за выходом из метро.

* * *

Кольцов был застигнут врасплох. Он не ожидал, что Ремизов будет его торопить. Он думал, что если Ремизов не позвонил в течение рабочего дня, то позвонит завтра, но никак не сегодня вечером. К чему такая спешка? Что за срочность? Кольцов недоумевал.

"Макаев уверял, что документы настоящие, подлинные, заинтересуют кого угодно. А Надька сказала, что этот Ремизов — самый лучший. Так в чем же дело? Что случилось?"

Он прикинул, стоит ли вызывать телохранителя: а вдруг Ремизов что-то задумал? Кольцов был немного трусоват, но называл это осторожностью.

Поразмыслив, он пришел к выводу, что телохранителя вызывать все-таки не стоит: во-первых, все равно он не успеет приехать, а во-вторых, Макаев же предупреждал, что водитель обо всем докладывает Прокопенко. Может быть, и телохранитель тоже? Нет, надо идти одному. Общение с журналистами — это его часть работы.

Кольцов оделся: просто и неброско — в джинсы и свитер и вышел на улицу. Хотел было поймать такси или "частника", но потом передумал — действительно, чего уж тут идти? Заодно и прогуляется перед сном.

На встречу с Ремизовым он пришел вовремя.

Ремизов заметил его издалека: убедился, что рядом нет ни шофера, ни охранника, перебежал дорогу и оказался рядом с Кольцовым.

— Еще раз здравствуйте, Сергей Иванович! Пойдемте, прогуляемся по набережной. Нам нужно о многом поговорить, — сразу заявил Ремизов.

Кольцов несколько насторожился, но все же согласился. Они спустились к набережной и, не торопясь, медленно пошли вдоль гранитного ограждения.

— Я изучил и тщательно проверил те документы, которые вы мне вчера передали, — начал Ремизов. И замолчал. Надолго.

Он ждал, когда Кольцов его спросит: "Ну и что?", выдав тем самым свое волнение.

Но Кольцов тоже прекрасно это понимал. И тоже молчал.

Так они прошли метров пятьдесят. Первым все-таки заговорил Кольцов. Но не о документах.

— Вам нравится эта статуя? — спросил он, показывая на исполинского бронзового Петра.

Ремизов удивленно посмотрел на него, потом на статую. Он понял, что немного переиграл.

— Сначала не нравилась, а сейчас нравится. Монументальные сооружения, подобные этому, были всегда, есть и будут. Так что глупо говорить о том, нравится ли мне монументальная скульптура сама по себе или нет. Другое дело, что фигура Петра, и композиция в целом пропитаны сочным кавказским колоритом. Но это и понятно, ведь автор — грузин. Он, безусловно, личность, и имеет право на собственный взгляд. Лет через двести на это никто уже не обратит внимания, настолько все станет привычным. Для сравнения, почти все исторические здания Санкт-Петербурга построены иностранцами: Трезини, Растрелли, Монферран… И ничего, никто не сетует на засилье инородцев. Но среди памятников Петру мне лично больше всего нравится тот, что установлен в Петропавловской крепости. Работы Михаила Шемякина. Его, правда, тоже очень сильно ругали, и в первую очередь — мой телевизионный коллега Саша Неврозов. Но… На состоянии бронзы это, к счастью, никак не отразилось, — он улыбнулся. — Извините, отвлекся. Ведь я вас пригласил поговорить о деле.

— Я вас внимательно слушаю, — отозвался Кольцов. — Вы сказали, что тщательно проверили те документы, что я вам передал.

— Да, — подтвердил Ремизов. — Проверил, и мне они кажутся… м-м-м, — он замялся, словно подбирая нужное слово. — Правдоподобными… Но быть абсолютно уверенным в их достоверности я не могу — чтобы это доказать, требуется срок, значительно больший, нежели одни сутки. Поэтому публикация этих документов в ближайшее время невозможна, — он смотрел на Кольцова, наблюдая за его реакцией.

Кольцов задумался.

— Ну хорошо, — после паузы сказал он. — А когда она будет возможна?

— Ну, — Ремизов задрал подбородок и прищурился, — приблизительно месяца через три. Не раньше.

Кольцова это настолько поразило, что он даже остановился: