– Я бандитов ловлю. Потому и без оружия не хожу… У бандитов же друзей полно, – и Опалин усмехнулся совсем уж неприятно. – Это у честных людей друзей – раз-два и обчелся…
По этой логике выходило, что Парамонов, у которого насчитывалось немало друзей, вроде бы не слишком честный человек, и начальник угрозыска насупился.
– Значит, не хочешь нам помочь?
– В чем? Преступников искать, пока твои подчиненные колбасой обжираются? Это твое дело, ты им и занимайся. – Опалин смял папиросу в пепельнице и поднялся. – Сандрыгайло привет передавай и скажи, что с такими способностями его бы в московский угрозыск даже полы подметать не взяли…
– Ну-ну, – буркнул Парамонов, когда за его собеседником закрылась дверь. И, не удержавшись, грязно и беспомощно выругался.
Однако разговор этот имел самое неожиданное продолжение.
В шестом часу вечера, когда Ялта отходила от знойного морока, а Николай Михайлович уже сладостно предвкушал, что приготовит на ужин супруга, слывшая великой кулинарной мастерицей, Иван Опалин вновь нарисовался в кабинете начальника угрозыска.
– Я передумал, – заявил он без всяких предисловий. – Так как ты собирался пристроить меня к киношникам?
Парамонов открыл рот, чтобы высказать все, что он думает по поводу нахального сопляка и его манер, но смирил себя и изложил свой план.
– Годится, – одобрил Опалин, выслушав его. – До завтра управишься?
Начальник угрозыска начал багроветь.
– Ты… ты…
– Значит, управишься, – безмятежно заключил Опалин и шагнул к выходу. – Где меня искать, ты знаешь.
После чего затворил за собой дверь и был таков.
Глава 8
Киношники
Хожу, гляжу в окно ли я – цветы да небо синее, то в нос тебе магнолия, то в глаз тебе глициния.
Федя Лавочкин сидел за столом, задумчиво глядя на лежащий перед ним листок почтовой бумаги. Потом вздохнул, обмакнул перо в чернильницу и аккуратным почерком вывел:
Рука Феди замерла в воздухе.
На экране он воплощал собой классический тип комика, в жизни же был любящий сын и внимательный родственник.
Все члены его большой семьи – мать, братья, сестры, племянники и племянницы – следили за его успехами и гордились ими. Где бы Федя ни находился, раз в два-три дня он обязательно отправлял домой письмо с отчетом о том, где он был и что делал.
Однако то, что произошло вчера, Федя до сих пор вспоминал с содроганием. Он не знал, как ему писать об этом.
Положим, появление утопленника еще можно было списать на внешние обстоятельства, но именно после него все пошло кувырком.
Съемки прервали, Борис вышел из себя, но это еще было полбеды.
Настоящие неприятности начались позже, когда после совершенно дивного ужина в ресторане Федя в компании друзей и каких-то симпатичных девушек отправился бродить по городу.
В одном из переулков он споткнулся о мертвое тело, но сначала решил, что человек перебрал и ему нужна помощь. Посерьезневший Володя Голлербах признал в лежащем их коллегу и сказал, что, кажется, тот не дышит. Затем девушки с визгом убежали, а вместо них пришли какие-то мрачные несговорчивые люди, которые, очевидно, не смотрели кино, потому что требовали у Лавочкина и Голлербаха удостоверения личности и упорно допытывались, уж не они ли зарезали человека.
Надо, впрочем, сказать, что в одной компании с Федей и Володей оказался художник Усольцев, который выпил больше всех, ничего не соображал и на все вопросы уверенно отвечал «да».
Затем со всех троих снимали показания в угрозыске, но в конце концов все же отпустили. Однако все случившееся произвело на комика настолько гнетущее впечатление, что он до сих пор ежился при одном воспоминании об этом.
Федя перечитал начало письма и только собирался написать:
– Федя! Ты у себя?
– Ага! – прокричал актер, узнав голос Голлербаха. – Сейчас открою…
Лавочкин подошел к двери и впустил коллегу.
Володя был блондин с мягкими чертами приятного лица и прозрачными глазами, стройный и спортивный. Он был влюблен в кино, а не в свою значимость в кино, что выгодно отличало его от большинства актеров. К тому же он был скромен и позволял Лавочкину, который был старше (на целых три года) и больше снимался, смотреть на себя чуть-чуть сверху вниз.
– Уже нашли? – спросил Федя.
– Кого?
– Ну… Того, кто Сашу зарезал.
Володя покачал головой.
– Ты о его матери слышал?