На формирование такого представления о национализме в значительной части трудящихся масс и средних слоев ощутимое, хотя и опосредованное, влияние оказала трактовка национализма, которая была весьма распространена на противоположном социальном полюсе — в среде буржуазной элиты, связанной с иностранным капиталом и стремившейся с его помощью осуществить модернизацию своих стран, достигнуть уровня развитых государств Запада. Ее взгляды на этот вопрос очень точно выразил министр иностранных дел Аргентины в диктаторском правительстве Онганиа (1966–1970) Коста Мендес[3], который заявил: «Мы приступили к проведению политики национального величия; эта политика не является националистической, национализм устарел»{32}. В интерпретации этих кругов, как, впрочем, и западных, прежде всего североамериканских, теоретиков, любая мера, пусть даже самая незначительная, направленная на ослабление зависимости от империализма (например, попытки поставить хотя бы под минимальный контроль деятельность иностранного капитала, не говоря уже о таких акциях, как национализация), характеризовалась как «болезненный национализм», «национальная ограниченность», отрицание «универсальных ценностей цивилизации» и т. д.
В значительной степени как реакция на это в широких слоях населения, испытывавших гнет со стороны империализма, выработалась постепенно благоприятная психологическая установка по отношению к самому термину «национализм», а следовательно, и по отношению ко всему тому, что с ним связывалось. Эта установка выражалась в готовности к некритическому положительному восприятию информации, которая исходила от всех тех, кто провозглашал себя сторонниками национализма, подчеркивая тем самым свою претензию на роль наиболее последовательных защитников «национального», в том числе национальных традиций. Данная установка играла и играет противоречивую роль. С одной стороны, само ее появление было обусловлено резким качественным ростом антиимпериалистических настроений в латиноамериканском обществе, с другой — в условиях 60–80-х годов она стала, по сути дела, основным (или, во всяком случае, одним из основных) путем проникновения националистической идеологии в сознание масс в условиях их поворота влево.
Для марксистов особое значение имел тот факт, что установка эта проявлялась не только в предрасположенности к некритическому положительному восприятию информации, которая поступала от тех, кто провозглашал себя сторонниками национализма. В не меньшей степени эта установке! обусловила предрасположенность к отрицательной психологической реакции в отношении всех тех, кто провозглашал себя противниками национализма. Причем обращалась она зачастую как против сторонников антинациональных космополитических теорий, так и против пролетарских интернационалистов. Яркий пример действия данной психологической установки как в том, так и в другом направлении дает интервью, отрывок из которого был приведен выше.
В подобной ситуации задача определения содержания понятия
В марксистской интерпретации социологическая категория
Марксисты-ленинцы неоднократно подчеркивали, что наиболее последовательными защитниками