Латинская Америка - традиции и современность

Подвергались критике и иные варианты обоснования необходимости полного разрыва с прошлым, в том число прикрытые революционной фразеологией. Линия борьбы с левым экстремизмом, намеченная еще в 20—30-е годы X. А. Мельей, X. К. Мариатеги, А. Понсе, Л. Э. Рекабарреном и другими представителями творческого марксизма, нашла свое продолжение в наши дни в критике компартиями Латинской Америки «ультрареволюционеров». Нельзя не вспомнить в связи с этим, сколь суровому осуждению подвергли коммунисты региона такие явления, как маоизм, теорию и практику «культурной революции» в Китае, «кампучийский эксперимент» Пол Пота и его подручных, и, разумеется, идейно-политическую линию их латиноамериканских последователей и единомышленников. Марксисты-ленинцы не раз подчеркивали закономерность объективного смыкания проповедников «тотального отрицания» с силами крайней реакции: практическим следствием реализации их внешне противоположных мировоззренческих посылок является разрушение «исторической памяти» народа, разрыв «связи времен» и, как следствие, блокирование общественного прогресса.

Именно собственный опыт каждого народа, нации формирует индивидуально-неповторимые черты их исторического лица. Именно в традициях каждой социально-этнической общности воплощается ее специфика. Гипертрофия национальных особенностей, традиций лежит в основе всех разновидностей национализма — идеологии, пользующейся в Латинской Америке огромным влиянием.

В силу того что в странах региона на повестке дня стояли и стоят задачи защиты национальных интересов от экспансии иностранных монополий, в сознании населения государств региона к югу от Рио-Гранде постепенно сформировалась тенденция рассматривать социальные проблемы через «национальную» призму: те или иные общественные силы оценивались и оцениваются прежде всего с точки зрения соответствия или несоответствия их действий, программ и идеологических схем национальным интересам. С одной стороны, такого рода настроения в массовом сознании расширяли возможности антиимпериалистической борьбы, с другой — объективно создавали возможность спекуляций со стороны националистических кругов на росте национальных чувств. Стремясь использовать в собственных интересах охарактеризованную особенность духовной атмосферы, националисты всех направлений положили свои интерпретации категории национальное и производных от нее понятий («национальные интересы», «национальное единство» и т. п.) в основу созданных ими теоретических схем. Одно из центральных мест в понятийном аппарате националистических концепций занимает национальная традиция.

Одной из характерных особенностей социально-психологической атмосферы стран Латинской Америки в последние десятилетия стало формирование и весьма широкое распространение в массовом сознании благоприятной по отношению к национализму психологической установки.

Чтобы прояснить суть этого явления, приведем отрывок из социологического опроса, проведенного в конце 60-х годов среди участников революционных выступлений в аргентинском городе Кордове. Вот что ответил один из опрошенных, типичный рядовой рабочий, на вопрос о характере политических взглядов, его собственных и его товарищей:

«Мы — националисты, мы не имеем ничего общего с другой политикой…» Далее он заявил, что они выступают за «социализм… но националистический, не марксистский…»^{31}

В приведенных словах баррикадного бойца Кордовы нашло отражение типичное для значительной части трудящихся Латинской Америки понимание слова «национализм».

Этот последний отождествлялся ими с защитой национальных интересов, с идеологией, политикой и социальной практикой, направленными на всестороннее развитие национального: национальной экономики, национальной культуры и т. д. Аналогичное понимание термина «национализм» было характерно и для радикализированных средних слоев, например для молодого прогрессивного офицерства, а также для представителей подавляющего большинства леворадикальных и ультралевых течений.