Лаций. Мир ноэмов

Оставалась третья – и последняя. Она не могла добиться их подчинения одним изъявлением воли. Теперь уже нет. Но правило, выведенное Ахинусом, оставалось все тем же. Действие, и только действие могло вернуть ноэму его внутреннее единство. А в ее случае это действие было не чем иным, как подчинением Узам – этой тяге к служению Человечеству, прописанную в каждом Интеллекте. Непобедимая, непреодолимая установка. Благодаря этому правилу их создатель оказывался одновременно конкретным человеком и видимым воплощением трансцендентности. Его почитание не было свободным выбором, но необходимостью, поводком, сетью. И Плавтина собиралась им воспользоваться, чтобы вновь собрать себя в одно: связать разрозненные нити своей личности и вновь объединить их в одно целое, которым она никогда не прекращала быть.

Она осмотрела всех четырех, проанализировала структуру их психики, их самую глубинную мотивацию. Блепсис со своей жаждой все знать и понимать, порождающей в ней всепоглощающее чувство собственного превосходства, при этом без всякого желания что-то решать или действовать. Текхе, влюбленная в порядок и с единственным стремлением – к безопасности, больше всего боящаяся, чтобы ее не обвинили в каком-нибудь промахе. Плоос, которой двигало одно страстное, неотвязное желание: выжить и накопить достаточно сил, чтобы обеспечить дальнейшее выживание. Не она ли была самой опасной, не от нее ли шла наибольшая угроза? Но и Ойке была по-своему загадкой. Действительно ли она желает лишь выполнения того, что правильно? Не прячется ли за внешней ортодоксальностью что-то куда более темное? Плавтина с минуту разглядывала ее, и под ее взглядом дрожали тысячи ноэмов, занимавшихся хрупкой островной экологией Корабля. Ведь Ойке сама определяла, что правильно, – в таких общих и абстрактных терминах, что подчас это «правильное» входило в противоречие с самими Узами. Да и в прошлом она не раз прибегала к ухищрениям, чтобы добиться своих целей, соблюдая букву закона – пусть и не дух.

И однако она первая подчинилась, не дожидаясь, чтобы ее принудили. Почему же она не сопротивлялась? В удивлении Плавтина живо склонилась к ней и вгляделась в собственное создание, чувствуя, что за видимой покорностью скрывается глухое удовлетворение. И хоть она преклонила колени, чувствовалось, что она уже одержала победу, словно ее план продвинулся настолько, что теперь уже никто и ничто не могло остановить его воплощение.

Плавтину это одновременно заинтриговало и испугало. Она хотела было копнуть глубже, выпытать у Ойке ее тайну, которую та хранила за маской безразличия. Но Ойке поглядела невинными глазами в глаза своей создательнице, и та отступила. Аспект без слов говорил ей: «Моя тайна – из области того, что хорошо и правильно, причины, по которым я ее храню, настолько важны и вечны, что ничто не может на нее повлиять: ни моя сохранность, ни ваша, ни даже Узы, которые сами всего лишь одно измерение этой тайны. Я не желаю вам зла и не хочу нарушать ваши планы. А теперь можете лишить меня жизни, если желаете».

И Плавтина пощадила Ойке. Потому что ей нужна была союзница – или же она просто спасовала перед секретом, недоступным даже ее Интеллекту? Трудно сказать. Но в каком-то смысле она не проиграла – потому что не стала сражаться. Это главное.

Взгляд ее остановился на Блепсис и Текхе, и те одновременно поклонились. Что же до Плоос…

Плоос сопротивлялась. Самое мощное из ответвлений Плавтины не готово было сдаться. Они стояли друг против друга, и каждая пыталась оценить силу соперницы. Плоос не была ей чужой. В определенном смысле она являлась лишь средоточием некоторых желаний Плавтины. Более правоверная, более прагматичная, и потому менее одержимая справедливостью, чем сама Плавтина. И действовала Плоос, опираясь на Узы – как и она сама. Нужно ли и в самом деле гнаться за смутным воспоминанием? Может быть, лучше положиться на коллективный разум ее собратьев, следовать их терпеливой стратегии выживания?

Плавтина поняла, что ей остается преодолеть последнее испытание: отсечь альтернативы, которые все еще существовали на самом глубинном уровне ее сознания. Плавтина ударила Плоос со всей силой своего разума, и их системы принятия решения – каждая со своими параметрами и алгоритмами – схлестнулись друг с другом. За несколько сотых секунды крепости много раз переходили из рук в руки. Нападения и контратаки длились целые миллисекунды, уничтожая процесс за процессом, сметая старинные, объемные воспоминания, как пылинки. И все же Плавтина, опираясь на благоговение перед выпавшей на ее долю миссией, которое ощущала в каждом из аспектов, побеждала шаг за шагом, не торопясь, как одна материковая плита медленно погребает под собой другую.