Лаций. Мир ноэмов

В конце концов она успокоилась, и ее дыхание выровнялось. Она попыталась урезонить себя. Корабль был древним и выносливым. Возможно, в этом уголке отсека произошла какая-то поломка, временная неисправность, незначительная авария. Эта нерациональная уверенность помогла ей начать двигаться. Она не собирается здесь умирать.

Плавтина ползком добралась до того места, где та появилась из земли. Ския. Она о ней и забыла. Где же она теперь? Может ли помочь? Или уже умерла? Плавтина вообразила себе тело старухи, скорчившееся у подножия какой-нибудь дюны. Холодный ветер сорвет кожу с ее костей, и она превратится в жуткую на вид мумию, сухую и хрупкую. Будто человек, потерявшийся на старой планете. Планете, которая не прощает.

Она попыталась сосредоточиться на настоящем, на том, что происходило сейчас, и упорядочить свои мысли. У Скии не было никакой физической жизни. И само это место – лишь декорация. Она очнулась, снова пробудившись к жизни, ото сна, который длился несколько тысячелетий. А может, ей вообще все это приснилось – в путанице такого невероятного возвращения к жизни. Из-за неприятного ощущения нереальности происходящего ей казалось, что она парит, и тело ее словно набито ватой. Она нерешительно ощупала каменистую почву, лишенную всяких следов, кроме ее собственных. Точно ли тот люк, ведущий в проход по трубе, был здесь, а не в другом месте? Пока голоса молчат, нет никакой возможности об этом узнать. Она сконцентрировалась, попыталась дотянуться мыслью до машин, которые, как она знала, находились тут, под слоем песка, попыталась разрыть его руками, стукнула кулаком в почву. Ничего не помогало. Никто на Корабле не может быть настолько безумным, чтобы не предусмотреть аварийной системы.

Никто? А Интеллект, который сделался невротиком после превращения в межзвездный Корабль много эонов назад?

В досаде она ударила по камням, топнула ногой, подняв маленькое облачко красной пыли. Тут ничего не поделаешь. Она села обратно. Теперь ей стало холодно.

Прошло какое-то время. Изображение неба окончательно превратилось в абсурдную картинку, Фобос и Гелиос сменились абстрактными формами, дрожащими тысячеугольниками. Поднялся сухой, неприятный ветер и дул неровными порывами. Через какую-то щель проникал воздух, уплотняя атмосферу. Давление и температура поднимались. Воздух сгущался. Из-за разницы температур начался шквал, гоняя песок все быстрее, все сильнее. Скоро пыль, что летела Плавтине в лицо, стала царапать ей кожу, оставляя красные следы, забилась ей в глаза и в рот. Она умрет, задохнувшись, в этих смехотворных театральных декорациях. Она засмеялась от этой мысли – смехом, который ей показался слегка безумным, – и заставила себя замолчать, прикрыла на минуту глаза, чтобы успокоиться.

Легкий скрип за спиной вывел ее из ступора. Она резко обернулась, сердце заколотилось.

Люк приоткрылся, и песок сыпался в появившуюся на земле щель. Плавтина с удивлением приблизилась к ней и встала на четвереньки. Снизу кто-то порывисто толкал люк, пытаясь открыть его вручную.

– Кто это? – закричала она.

Ответом ей было приглушенное металлическое щелкание, и она в испуге отступила. Что же ей делать? Почему бы и не помочь таинственному спасителю. Она зашла с другой стороны люка, заметив, что осмотическое поле, которое поддерживало разницу атмосферного давления между отсеком и остальным Кораблем, исчезло. Как и освещение. Там, внизу, было темно. Она потянула. Ничего не вышло. Она с тем же успехом могла бы попытаться переставить гору.

А потом подвижный кусок почвы снова зашевелился с глухим скрипом, заставив ее отскочить. Песок с новой силой устремился в открывшуюся на земле дыру.

Из дыры появилась маленькая голова механического скарабея. Плавтина узнала в нем эргата, машину с ограниченным интеллектом, занимавшуюся обслуживанием корабля. Он походил как две капли воды на эргатов со старой красной планеты, которые чем только не занимались: чистили улицы, ремонтировали дома, строили мосты посреди пустыни. Вид его круглого низкорослого тельца, его гладкого панциря из блестящего металла успокоил Плавтину. Невыразительный взгляд его горящих красных глаз на миг задержался на ней, но эргат не сделал ни единого жеста. Она потянулась к нему мыслью, но он отступил назад и оттолкнул ее. На периферии его грубого разума всплыла инструкция: ноэмы не должны прямо общаться друг с другом.

Как же им понять друг друга? Плавтина приблизилась и протянула руку, будто собиралась погладить животное, и стальное насекомое задвигало жвалами в пародии на речь: «Клац. Клац. Клац. Клац. Клац».

В этой механической болтовне не было никакого смысла – только ощущение неотложности и общая тревожность. Плавтину это испугало.