Латунное сердечко (Das Messingherz, oder Die kurzen Beine der Wahrheit)

– Там. в Сингапуре, мало кого интересует, кто от чего умер? – догадался Кессель.

– Не знаю. Я не был в Сингапуре.

– Это… Это вы?…

– Что «мы»?

– Но ведь это более чем странно! Умереть сразу после того, как…

– Ты решил, что… – дядюшка даже остановился – Ну нет. у нас так дела не делаются. Я же тебе сказал, что у нас блюдут законность, это основное правило нашей работы.

– Но он ничем не болел! Я же помню. Это был совершенно здоровый человек…

– Сколько людей выглядят совершенно здоровыми, и вдруг…

– Он и гриппом-то болел всего один раз.

– Вот видишь! Ты говоришь: грипп. А может быть, он уже тогда…

– Дядюшка Ганс-Отто. я не понимаю, шутишь ты или говоришь серьезно.

– Я всегда говорю серьезно.

– Человек уезжает в Сингапур, успешно вас надувает, а через пару дней…

– Через полтора месяца.

– …он вдруг падает и умирает. В Сингапуре!

– Дался тебе этот Сингапур. Неужели ты и в самом деле думаешь, что мы пошли бы на такое?

– Даже когда вас так надули?

– Да даже если бы… Нет. нам никогда бы не разрешили ничего подобного – Дядюшка Ганс-Отто задумался на минуту, и в голову ему пришла новая мысль: – На это ведь деньги надо выделять, а у нас и статьи-то такой нет. Выписывать расходный ордер… То-се… Нет. нет.

– Все равно я не знаю, как тебя понимать.

– А так и понимай.

– Но я не верю, чтобы вы не могли найти такой фирмы, у которой и расходы на это предусмотрены, и вопрос о законности не возникает… Если какой-то нахал украл у вас пишущую машинку, неужели вы отпустите его безнаказанным? Тем более, когда в Сингапуре мало кого интересует, кто от чего умер?

– А ты говоришь – обеды! – дядюшка Ганс-Отто явно не желал продолжать этот разговор. – Обедать тебе придется без меня. Ты же не захочешь, чтобы я сидел и смотрел тебе в тарелку.

– Или ты хотел сказать, что меня… Что мне тоже грозит опасность?

– Я ничего не хотел сказать.

– За то, что я подложил им свинью?

– А-а! Нет, что ты. К тому же ты живешь в Германии, а не в каком-нибудь Сингапуре. Вот если бы ты жил в Сингапуре… Тогда бы я, может быть, и призадумался.

– Но идея-то была неплохая! Я имею в виду с макулатурой.

– Идея как раз была очень плохая.

– Но почему? Можно же было…

– Ничего не можно. В Пуллахе есть одно золотое правило… – дядюшка Ганс-Отто воздел ручки, изображая нечто огромное, – написанное во-от такими буквами: «Не зли противника – он тебе еще пригодится». Ты нарушил правила игры. У нас. то есть в секретной службе, это считается самым тяжким прегрешением. Причем чем мельче повод, тем правила игры соблюдаются строже. Ты вспомни о студенческих землячествах, о футбольных клубах, о дипломатах, наконец. Есть сообщества, которые держатся только за счет строжайшего соблюдения правил игры.

– Секретная служба тоже?

– Да, и причем не только наша, а вообще любая секретная служба – сказал дядюшка Ганс-Отто.

– А что же мне теперь делать с этими деньгами?

– Хм! – отозвался дядюшка Ганс-Отто. – Ты же сам сказал, что это твои деньги: ты понял это. когда едва не потерял их.

– Да – подтвердил Кессель.

– Что ж, – начал дядюшка Ганс-Отто – Я бы – если тебя, конечно, интересует мнение старого, слабого и больного человека… – Он поджал губы и покивал головой, как бы заранее подтверждая, что его слова – истинная правда. – Я бы со страшным шиком промотал эти деньги, вот только не знаю, в Испании или в Греции. Этого я так сразу сказать не могу. Хотя в Греции есть такие острова…

– С Нормой и Беллой? – уточнил Кессель.

– Ты с ума сошел! Какой дурак тратит деньги на своих? Какая Норма? Какая Белла? Это же псу под хвост! Не-ет. Я бы тихонечко собрал чемоданчик, а восемьдесят шесть этих миленьких бумажек положил во внутренний карман пиджака Н-да. Можно, кстати, и в Андалузию. На месяц. Как раз и выйдет тысяч двадцать в неделю. Снял бы какой-нибудь отель целиком – небольшой, конечно. Такой, где вся прислуга женская, чтобы моя любовница могла спускаться к обеду нагишом…

– А ты бы при этом был в смокинге…

– …На веранде под кустами сирени И чтобы слепой цыган играл нам на гитаре – слепой, потому что любовница будет совсем нагая за исключением разве пары цветков азалии в волосах. Тум-турум-туру. рум…

Дядюшка Ганс-Отто изобразил пятками, как сумел, ритм фанданго на гравии старушечьей аллеи санатория «Елизавета».

– А ночью ты будешь с ней танцевать. Нагишом, на балконе с видом на море.

– Да. В лунном свете! – подтвердил дядюшка – Целый месяц, А своим бабам скажу, что еду в командировку. Настолько секретную, что даже сам ничего не знаю, что там нужно делать, мне сообщат по прибытии. – Дядюшка Ганс-Отто подтолкнул Кесселя под ребра и рассмеялся, – Пароль «Азалия», вот все. что я могу им сообщить – И, снова став серьезным, сказал: – Так что я-то уж нашел бы, куда потратить свои деньги. Только не забудь сразу купить обратный билет – деньги вылетят очень быстро.

– И любовнице тоже?

– И любовнице. Если хочешь быть порядочным человеком, то купи и ей. Хотя это не обязательно: до дому она и без тебя доберется Кто-кто, а уж она-то не пропадет.