Латунное сердечко (Das Messingherz, oder Die kurzen Beine der Wahrheit)

Однако первыми пришли д-р Курти Вюнзе и его папаша. Они ездили в город. Потом появились бабуля Вюнзе, Рената и Жаба. Увидев Кесселя, Рената сначала обрадовалась, а потом сказала, что не ждала его в эту субботу. Почему он не предупредил ее заранее?

Бабуля Вюнзе милостиво подала Кесселю руку, поздравила с премьерой передачи и сообщила, что ее сына, д-ра Вюнзе, уже неоднократно просили написать что-нибудь для телевидения, причем самые разные студии, в том числе НДР. «Вы понимаете? Даже НДР! Да-да, представьте себе». Ведь сын у нее – человек очень, очень одаренный.

– Они что, собираются тут ночевать? – спросил Кессель Ренату в половине одиннадцатого, когда та наконец на минуту осталась одна. Вопрос был задан, скорее, иронически, и понимать его следовало так: когда же они наконец уберутся?

– Да, – ответила Рената – Конечно. Я же не могу пойти и сказать им, что ты… Что они…

– У них что, нет денег на гостиницу?

– Дедуля дал мне на питание сто марок, – выложила Рената свой главный козырь.

Кессель порылся в кармане куртки и извлек оттуда тысячемарковую банкноту:

– Я дам тебе тысячу, если они будут питаться в другом месте.

– С твоей стороны это просто хамство, – заявила Рената и ушла.

С Жабой что-то было явно не в порядке. За семейным столом царила напряженная тишина. Саму Жабу будто подменили. Она не говорила почти ни слова, хотя голос у нее был. и по квартире ходила медленно и осторожно, как будто боялась упасть на пол и разбиться. Это была какая-то новая, необычная роль. Кессель долго наблюдал за Жабой, но не мог понять, кого она изображает в этот раз. Может быть, это протест против того, что болтливые люденшейдские родственнички не дают ей рта раскрыть? Ее участие в разговоре ограничивалось лишь отрывочными «да» или «нет». Она сидела, приоткрыв рот и слегка задрав голову, всем своим видом показывая, что она выше этой суеты Мадонна! – сообразил Кессель. Она изображает «маленькую Мадонну».

– Пойми меня правильно, – сказала Рената, – я рада, что ты приехал, но сейчас это более чем некстати.

На сей раз Кессель не отважился предложить ей тысячу марок.

– Тем более, – продолжала Рената с легким упреком в глазах, – что ты вообще не можешь реагировать нормально, когда речь идет о Зайчике.

– В данном случае речь идет не столько о Зайчике, сколько об этих бесчисленных Вюнзе…

– Вот видишь, – заметила Рената. – С тобой же невозможно разговаривать. «Бесчисленных Вюнзе»!

Хорошо, что Рената не догадывалась, какое слово хотел Кессель употребить вместо «бесчисленных».

– Будет ли с моей стороны… – начал Кессель, – я имею в виду: покажется ли тебе очень большим хамством, если я предложу всей этой компании переселиться в гостиницу – за мой счет, разумеется?

– Но ведь они решат, что мы их выгоняем.

– И… – запнулся Кессель. сочтя за лучшее проглотить: «Будут правы».

– И кроме того, подумай о Зайчике. Она так переживает…

– Если она переживает только оттого, что наконец выговорилась и ей больше нечего сказать, то неужели ради этого стоило созывать семейный совет?

– Как ты можешь! – обиделась Рената и. уже уходя, бросила: – Ты вообще ничего не замечаешь.

Бабуля Вюнзе, Рената и Зайчик спали в спальне, втроем на двуспальной кровати. Поскольку спала бабуля, по ее словам, очень чутко, пришлось купить ей в аптеке ушные затычки.

Курти Вюнзе с Гундулой уложили на диване в гостиной: он был раздвижной, так что на нем худо-бедно могли поместиться двое.

Дедуля и Кессель разместились в комнате Зайчика, бывшем кесселевском кабинете: дедуля – в Зайчикиной кровати (он был такого маленького роста, что уместился бы. наверное, и в колыбели), Кессель – на раскладушке.

– Иначе не получается: бабуля и дедуля спят в разных комнатах. Бабуля уже много лет не может спать с ним вместе. Кроме того, куда бы я тогда положила Зайчика?

– К Курти и Гундуле, – предложил Кессель.

– Ну что ты говоришь! Ты хоть немного подумал?

– Но, может быть, они не будут заниматься этим сегодня? Не обязательно же…

– Не в этом дело. Зайчик уже совсем взрослая девушка. Ты только посмотри на ее грудь! – Рената вздохнула. – Она так выросла…

– И что же, если она у нее так выросла…

– …Она не может спать в одной комнате с мужчиной. Тыже сам говорил, что брал себе и дочери отдельный номер, когда вы ездили в Байрейт.

– Зайчика можно положить к бабуле, а мы бы с тобой пошли в комнату Зайчика…

– А дедулю куда?

– К Курти и…

– И Гундула будет раздеваться в присутствии дедули?

– Она может раздеться в ванной, – предложил Кессель, – и выйти уже в ночной рубашке.

– Гундула спит нагишом, чтобы ты знал. Курти предупредил меня об этом. Нет, я все сделала правильно, это единственный возможный вариант. Ладно, давай спать. Завтра у нас и так тяжелый день.

– Это почему? Еще кто-нибудь приедет?

Рената тяжело вздохнула.

– Потому что мы должны сказать бабуле.

– Что же вы собираетесь ей сказать?

– Что Зайчик беременна.