Слышат козлята, что это голос не материнский, и не впускают волка. Вскоре мать пришла, рожками в дверь постучала и говорит:
— Деточки, милые, отопритеся: на рогах травишка, в сосках молочишко.
Узнали козлята мать и впустили ее. Покормила косуля козлят и снова ушла, да позабыла на этот раз наказать, чтобы чужих не впускали. Только отошла косуля, волк тут как тут и завыл тоненьким голоском:
— Детки, милые, отопритеся: на рогах травишка, в сосках молочишко.
Подумали козлята, что мать вернулась, и впустили волка. Проглотил он козлят и убежал.
Вернулась косуля, зовет козлят, плачет, убивается. Плакала, плакала и побежала к соседке-лисе душу отвести.
А лиса костер развела на пригорке, кашу варит. Но косуля и у костра не греется и каши в рот не берет: все по деточкам убивается. Лиса говорит:
— Не плачь, я твоих деток вызволю, только ты за кустом притаись.
Вскоре волк к лисе в гости пришел. Сел к костру погреться.
Лиса спрашивает:
— Дорогой гость, не хочешь ли каши отведать?
— Хочу, хочу! Давай.
— Ложись навзничь, я тебе кашу в рот волью.
Лег волк навзничь. А каша-то кипит, дымится. Зачерпнула лиса полный ковш и залила волку в глотку, а сама приговаривает:
— Отрыгнись белым, отрыгнись черным: выплюнь живых козлят.
Взвыл волк от боли, выплюнул живых козлят и убежал со всех ног.
Как пес шил сапоги
— Ты что делаешь?
— Что делаю? Вот, сапоги на старости лет шью…
— Ой, Погис! Сшей-ка ты и мне сапоги: нынче по гололедице в тех, в каких мать родила, и не пройти.
— Это можно… Но ты притащи мне барана. На сапоги, сам понимаешь, кожа нужна.
— Понятно, понятно, — ответил волк и побежал за бараном. К утру притащил он барана. Посмотрел Погис, прикинул:
— Может, и хватит кожи-то! Недельки за три, пожалуй, справлюсь, ты понаведайся.
Три недели лакомился Погис баранинкой, а шить и не начинал. Пришел волк.
— Готовы сапоги?
— Давно готовы, — говорит Погис и показывает волку бараньи копытца. — На, примерь, подойдут ли?
Волк и так, и сяк — не годятся, малы.
— Эх, волк, дружище! Так я и думал, что из захудалой бараньей шкурки добрых сапог на тебя не сшить. У тебя-то ведь лапа здоровенная! На твои сапоги, пожалуй, целый бык пойдет. Его, я думаю, хватит.
— Что нужно, то нужно, — ответил волк и пошел за быком. К утру приволок большого быка.
— Ну как? Хватит?
— Наверно, хватит. Зайди через шесть недель.
Погис шесть недель говядиной лакомился, а сапоги шить и не думал.
Пришел волк.
— Готовы сапоги?
— Давно. Сколько уж времени стоят… Вот они, примерь.
Волк натянул было сапоги на одну лапу, на вторую… Куда там — у быка копыта раздвоенные, разве налезут?
— Ой, волк, дружище! Так я и думал; ты, видно, быка по земле волок, так ему шкуру разодрал, что цельного куска и не выкроить было. Крои как хочешь — одни лохмотья! А у тебя-то ведь лапищи здоровенные, тебе сапоги, пожалуй, только что из жеребца шить.
— Что нужно, то нужно, — согласился волк и побежал за конем. К утру приволок годовалого жеребенка.
— Ну, этого-то хватит?
— Хватит! Приходи через девять недель.
Девять недель Погис конинкой лакомился, а шить и не начинал.
Пришел волк:
— Сапоги готовы?
— Конечно, — ответил Погис и подал ему конские копыта. Натянул их волк на ноги — впору пришлись. И что за причуда у волка — задумал сапоги на льду обновлять! Скользнул по льду — ах ты господи! Ни тебе на месте устоять, ни повернуться… Захотел воротиться — поскользнулся и упал, чуть шею не сломал. Погис не смог удержаться от смеха, но волку не до веселья: разозлился серый.
— Как! Морочил мне голову с сапогами, да еще и издеваешься? Выходи драться.
— Что мне с тобой драться, — отвечает Погис. — Война так война! Добудь себе союзников, а я своих созову. Сойдемся завтра на опушке у сарая, подле высоких сосен.
— Ладно. Согласен. Но берегись ты у меня, — похваляется волк, стягивая сапоги.
За ночь Погис домой сбегал, позвал петуха, гусака да кота, и пошли они к сараю. Но и волк не дремал: привел кабана, зайца да медведя — и ждут.
Заяц — он проворнее других — скок на крышу сарая и глядит-высматривает. Вдруг как закричит:
— Идут! Идут! Не знаю, что с нами и будет: при одном — пика, второй камни собирает, третий орет: «Ко-кого ррубить? Ку-куда ррубить?»
— Плохо наше дело, — испугался волк. — Давай-ка схоронимся мы с тобой, кабан, в куче хвороста, заяц пускай на всякий случай на крыше остается, а уж ты, медведь, с ними разделывайся.
— Да как же я один-то? — отнекивается медведь. — Я лучше на сосну заберусь, а там видно будет.