Лаура - королева призраков

Шум в зале не смолкал. Иннокентий Петрович поморщился. Начинала болеть голова.

В актовом зале главного корпуса института бурно проходил отборочный конкурс к фестивалю "Студенческая Осень". Собственно говоря, такой фестиваль планировался на май со стандартным названием "Студенческая Весна". Но выделенные деньги ушли на хозяйственные нужды, поэтому заключительный концерт решили приурочить к дню первокурсника - 1 октября. Кроме того, устроители более старшего возраста искренне верили, что летнее время не соберет большого числа претендентов на заветные места. Вот тут-то они и ошиблись. Наплыв желающих пробиться в звезды российской эстрады оказался огромен. Пришлось в начале августа проводить предварительный отбор.

В связи с летними отпусками всю организацию конкурса взял на себя студенческий комитет. Были приняты два основных решения: выступление кандидатов без предварительного прослушивания и ночное время концерта.

- Это переходит все рамки! - возмущался отозванный из отпуска в связи с производственной необходимостью Иннокентий Петрович.

- В наше время все солидные мероприятия проводятся исключительно ночью, настаивал Максим Шестернев - председатель жюри. - Возьмем к примеру номинацию Оскара или Грэмми.

Иннокентий Петрович собирался отметить, что данный конкурс на тянет даже на "Уральские Зори", но вовремя понял, что спорить с напористым двадцатидвухлетним Максимом бесполезно. Да и в связи с демократией у зам.ректора по культуре отобрали право решающего голоса. И сидел сейчас Иннокентий Петрович на почетном месте в жюри, отчаянно скучая. А за спиной его ревел и бушевал переполненный зал.

Иннокентий Петрович прекрасно понимал, что он уже не в силах разделить свисты и восторги этой толпы. Впрочем, как и толпа его печальные мысли. Он был приглашен чисто для показухи, для "галочки", для "демократии". Как некий бронтозавр на сборище зайцев. Разное время, разные нравы, даже разные языки.

Но, несмотря ни на что, свой язык Иннокентий Петрович не собирался держать за зубами.

На сцену тяжелой поступью вышла полноватая рыжая студентка и под мрачную музыку запела низким грудным голосом со зловещим придыханием:

Я стремлюсь душою к свету, Но лишь падаю во тьму. Как призвать тебя к ответу? Как отдать любовь свою?

Музыка резко ускорила темп и начался припев:

Не обещаю

Тебе ничего.

Сегодня ночью

Все же будешь ты мой.

Сегодня, верю,

Добьюсь я всего,

А завтра снова

Для меня ты чужой.

Конкурсантка набрала в грудь массу воздуха, но не рассчитала возможностей, закашлялась и убежала, сотрясая сцену своей поступью. Мечтать о заключительном концерте ей было пока рановато; это понял даже Иннокентий Петрович. Максим вычеркнул ее толстым фломастером из своего списка, и зам.ректора по культуре так и не узнал фамилии неудачницы, чему нисколько не огорчился.

На сцену высыпала следующая группа. Музыканты остались в полумраке, а на освещенное пространство выбрался худой длинноволосый певец, который перед песней раза три откинул голову назад, отдаленно подражая манерами то ли Маликову, то ли Белоусову, и запел дискантом под ритмичную мелодию:

Сядем утром в свой "Мерседес" И отправимся через лес. Там, где берег морской невысок, Прошуршит под ногами песок.

Песня сразу же не понравилась Иннокентию Петровичу, так как собственным "Мерседесом" он не располагал. Впрочем, певец на эстраде тоже. Последний тем временем четвертый раз откинул голову назад, и зазвучал припев:

У моря, У синего, светлого моря, Где чайки, Где чайки с волнами спорят, Уносит, Уносит прибой нас с тобою. Подарим, Подарим мы радость прибою.

Иннокентий Петрович терпеливо дослушал песню до конца, отметив, что и про чаек, и про прибой уже пели тысячи раз, а после спросил:

- Каким образом, молодой человек, вы хотите осчастливить прибой?

- А вам и не понять! - мгновенно возмутился певец. - Вот такие, как вы, и загубили весь цвет нашей эстрады. Только из-за вас нам, талантам, приходиться платить бешенные деньги, чтобы о нас узнали благодарные слушатели. Нет, вам не дано понять великие замыслы Мастера.

Певец распалялся еще минут пять. Публика поддержала его могучим ревом. Кто-то сзади метко запустил ком смятой газеты в затылок Иннокентию Петровичу. И даже Максим заметил:

- Ну, Иннокентий Петрович, что же Вы? Песня публике понравилась. А что до смысла, то сейчас он не важен. Главное - увлечь народ.

Галочка, поставленная напротив слова "Феерия", означала, что выступавшая группа допущена к финальному концерту. Видя эту галочку, Иннокентий Петрович сообразил, что ему отведена роль даже не диковинного бронтозавра, а всего лишь приблудного щенка, с которым сюсюкаются, возятся, но не забывают ткнуть носом в лужу. Оставалось стараться, чтобы подобных луж было как можно меньше.

А на сцене уже разворачивалась следующая постановка. Мордатый певец крепко сжал микрофон и уверенно запел приятным баритоном на манер русских частушек:

В магазине продавали "Адидас" Для работников обкома, не для нас.