Лауреаты (СИ)

– Скажу, конечно, – заторопился Боря. – Ты извини, я сейчас работаю. Натюрморт пишу – вино и яблоки. Датый натюрморт получается!

– Датый?

– Это сокращенно от очень хороший.

– Ясно. Вино-то раньше времени не кончится?

– Должно хватить, – с сомнением сказал Боря. – Ну, пока!

Творческий человек принципиально обязан увлекаться до полного самозабвения. Независимо от того, красит ли он забор или создает монументальный реалистический роман «Братья Каломазовы».

Поэт Семен Семеновский рассказывал про случай с Олегом Гришиным. Тем самым, которому приписывают сочинение самой первой рифмованной страшилки, и кого, соответственно, называют родоначальником популярного нынче жанра.

Гришин пробивал выпуск первой и единственной своей прижизненной книги в издательстве «Детская литература». И как раз в это время шел чемпионат мира по футболу.

В знаменитом матче Франция – Германия вратарь немцев Тони Шумахер, выбивая мяч, крепко приложился кулаком к физиономии француза Батистона. Удар получился смачным, француза уволокли на носилках.

Под влиянием телевизионных футбольных баталий Олег решил дополнить рукопись только что созданным стихотворением.

Семеновский оказался свидетелем уникальной сцены между автором и редактором.

– Это про футбол, – объяснял Гришин. – Его дети любят и понимают. Им будет интересно.

– Н-да, – хмыкнул редактор. – Детям, конечно, интересно… Особенно, вот это:

И ему вратарь Шумахер

Выбивает челюсть на хер!

А я потом куда партбилет положу? Туда же?

В купе к моему приходу уже сложилось представление о героической работе лауреатов песенных конкурсов.

Румяный от внутренней энергии Красовский пылко излагал фрагменты автобиографии смешливой девушке-попутчице. Еще один счастливый обладатель койко-места расслабленно дрых на верхней полке. Ему чужие творческие успехи были абсолютно побоку.

– За дипломами едем, – небрежно сообщал Красовский. – Отснимемся на ЦТ – и назад. Чего там торчать-то? Ради чьей-то сомнительной популярности? Надо заниматься делом. По-настоящему. Типа – варить сталь. Разгружать уголь. Сочинять песню Сергея Красовского «Шуми, шуми, дубравушка». Кстати, это я…

Девушка на всякий случай вдумчиво хихикала. Ей тоже хотелось выглядеть цельной художественной натурой.

– А это мой поэт…

Сережа на секунду запнулся, размышляя, насколько сильно меня хвалить. И решил, что на всю катушку.

– Гениальный, между прочим. Вот, сочинили с ним новую песню, везем Стояну Берберову.

Девушка сделала вид, что поверила в наше тесное знакомство со знаменитым певцом.

А Сережа, кстати, не соврал. Он знал Берберова, еще когда тот работал в Ленинградском мюзик-холле, где зал собирался на Захарова и Вардашеву. И вот недавно сумел отловить его в Москве. Показал несколько своих мелодий, одну из которых Стоян бездумно назвал симпатичной.

Окрыленный Сережа с надеждой напряг меня придумывать к ней стихи. Это, кстати, жутко трудное дело – сочинять на готовую музыку. Ты как будто связан по рукам и ногам – размером, настроением, интонацией…

Плюс Сережа умеет ставить задачу своеобразно – в плане конкретики и определенности:

– Нужно делать четко под Берберова. Чтоб сразу, еще до исполнения, представлять: жесты, улыбка, взгляд – все его. Чтоб каждому было понятно, что такое может спеть он и только он. Ну или другой певец – если мы ему предложим. А может даже и певица…

Песня, конечно же, была о любви. Поскольку именно она движет миром. Ради нее летят самолеты, плывут теплоходы и тащатся скорые поезда. Мушкетеры обнажают шпаги, а шпионы – душу.

И вообще только истинной любовью рождено любое творчество – от скульптуры Микеланджело до любимой книги Полиграфа Шарикова «Переписка Энгельса с Каутским». Даже в частушке:

На базаре продавали

Чечевику с викою,

Подержи мой ридикюль,

А я пойду посикаю

– легко угадывается по-настоящему большое и сильное чувство.

В данном случае любовь подразумевалась светлая и долгая. К женщине, с которой делишь радость и горе.

Соответственно, песня называлась «Любимая» и была рассчитана на самый широкий круг доверчивых и восторженных слушателей отечественной попсы.

Я ее переделывал раз шесть. С каждым вариантом Сережа знакомил Берберова по телефону.

Что-то Стоян отвергал сразу, что-то – через несколько дней. Пока наконец не сдался и не сказал, что ему в общем, где-то, как будто, по большому счету, с некоторыми оговорками, отчасти, в принципе, можно сказать, в определенной степени нравится.

Мы это расценили как триумф высокого искусства и победу разума над силами тьмы. Сережа записал песню на аудиокассету. Так что еще одной целью нашей поездки было передать ее Стояну. Ну а уж потом с волнением ожидать большого всенародного признания.

(Правда, «Любимую» Берберов так и не запел. Подозреваю, что уже тогда в загашнике у него была раскрутившаяся позже «Милая, родная» – шлягер примерно такого же стиля и настроения, но, увы, не наш. Две практически одинаковых песни, как два медведя в одной берлоге, в репертуаре не уживаются. Так что Стоян просто-напросто незатейливо морочил нам голову. Но мы тогда об этом даже не догадывались.)