На книге не было замка, и она выглядела как недорогой блокнот. Эдриэнн открыла книгу, чтобы посмотреть на внутреннюю часть обложки. Там стояло имя, которое она и надеялась обнаружить.
Эдриэнн выбежала из комнаты и спустилась вниз по лестнице. Может быть, сейчас она найдет ответы на все свои вопросы? Может быть, найдется объяснение предательству Грейси? И может быть, по этим записям ей удастся узнать, какой была Сара?
Добравшись до стола, Эдриэнн раскрыла книгу, надеясь обнаружить дневник Сары.
Что-то написано на первой странице. На второй. Эдриэнн нахмурилась, ее пальцы перелистывали следующие страницы, но те оказались пустыми. Ее глаза впивались в бумагу, словно усилием воли она могла заполнить эти страницы словами и мыслями Сары. У нее в носу щекотало от пыли, но она боялась чихнуть.
Ее охватило разочарование. Только несколько страниц в начале книги были заполнены.
Эдриэнн прижала ладони к вискам. Несколько страниц подряд Сара писала лишь что-то несвязное о том, как она предала всех и как ненавидит себя за это. Последняя запись была столь же пугающей, хотя, казалось, она дала молоденькой девушке маленькое утешение.
Разочарованная, Эдриэн обошла дом, выключая повсюду свет и готовясь ложиться спать. Она надела футболку и свитер, стараясь не повредить повязку на пятке. Уткнулась лицом в подушку, но не думала, что этой ночью ей удастся спокойно спать. Она крутилась в кровати, и ее преследовало невнятное признание девушки, которой не могло было быть больше шестнадцати или семнадцати лет. Сара что-то скрывала.
И Эдриэнн не могла не испытывать страстное желание выяснить, что именно.
Лео улыбнулся, когда Эдриэнн зашла в закусочную. Кофейник и чистая чашка – хотя и с пятном на ободке – были наготове у него в руках. Он остановился около стола, пошевелил редкими растрепанными бровями и, не спрашивая, налил ей чашку кофе.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Кофе для настоящего мужчины.
Он со стуком поставил чашку перед ней на стол.
– Возможно, вы не заметили, но я совсем не мужчина.
Эдриэнн поняла, что чувствует себя комфортнее в компании своих восьмидесятилетних друзей. И хотя такая черта характера могла бы обеспокоить большинство двадцатилетних, ей нравилось общество стариков.