Лавандовая лента

Дорогой Уильям,

иногда я удивляюсь эгоизму, который обременяет мою душу. Я тону, медленно погружаясь в зыбучие пески, созданные моими собственными руками. Ложь отвратительна. Я чувствую себя так, словно живу двойной жизнью. В одной я – послушная дочь, в другой – тайная влюбленная.

Если бы я не любила тебя так сильно, я бы остановилась. Я покончила бы с этим ребусом. Я сказала бы правду маме и Грейси. Но я не стану делать этого. Слишком многое зависит от моей способности держать две мои жизни на большом расстоянии друг от друга. Возможно, ты это понимаешь. Ты лучше всех понимал мои мысли и чувства. И ты – юноша, который уехал из города сыном лавочника, вернешься ко мне закаленным в боях героем. Даже дети на улицах рассказывают истории о храбрости подразделения 101. И как ты переживаешь это? Себя настоящего – поэта, которого я знаю и люблю, – ты вынужден будешь отодвинуть на второй план, чтобы стать героем, которым тебя все считают. Так что ты, Уильям, тоже ведешь двойную жизнь.

Но посреди всего этого друг у друга есть мы. И это стоит того презрения, которое может в один день обрушиться на меня. Это стоит подозрительных взглядов моей матери и сестры. Ради тебя я готова вытерпеть это. Ты держишь мое сердце в своих нежных руках. С нашей самой первой встречи. И если выбор будет за мной, мое сердце всегда будет твоим.

С искренней любовью,

Сара

У Эдриэнн не было слов. Какую слабую поддержку могла она предложить, прочитав письмо такое честное, такое интимное, такое личное? Слеза скатилась по ее щеке, и она произнесла:

– Сара, вы должны показать это ему.

Морщинистая рука выхватила письмо.

– А что дальше, Эдриэнн? Он и так уже многое мне простил. Когда его терпение иссякнет?

– Почему вы не рассказали ему, когда снова встретились?

Эдриэнн не пыталась обвинить ее – она просто хотела понять.

– Это непростительно. То, что я сделала. Он писал в этих письмах такие личные вещи, такие интимные. – Сара покачала головой. – Когда у меня появилась возможность снова увидеть его, я не могла… просто не могла. Вы представляете, каково это – писать ему, когда за стеной были мать и сестра? Всегда бояться, что они узнают. Что бы тогда сделала со мной моя мать?

– Но Сара…

– Нет. Я не хочу даже слышать об этом. – Она отвернулась, давая понять, что разговор закончен. Когда она повернула голову и бросила на Эдриэнн взгляд, в ее глазах блестели слезы. – Я наконец получила возможность быть рядом с ним. Знаете ли вы, что это для меня значит? Сколько лет я надеялась на это, зная, что у меня нет никакой возможности провести жизнь с человеком, которого я люблю?

Эдриэнн провела руками по волосам. Она не сможет сегодня убедить Сару.

– Когда-нибудь, Сара. Он должен это узнать.

Она кивнула.

– Пожалуйста, можем мы поговорить о чем-нибудь другом?

Эдриэнн наклонила голову и посмотрела на Сару.

– Как я уже говорила раньше, в вас все прекрасно.

Сара с благодарной улыбкой ответила:

– Ну, у мамы было иное мнение.

Ее едва заметный южный акцент стал явственнее.

Она подошла к кровати, взяла подушку, положила ее себе на голову и закружилась по комнате, прижав локти к бокам и изящно расставив пальцы.

Эдриэнн захлопала.

– Браво!

– Изящнее, дорогая, – инструктировала она, когда Эдриэнн положила подушку себе на голову. Она тут же свалилась.

– Она слишком легкая.

Сара сбросила подушку на кровать и достала книгу с узкой книжной полки возле окна. Она положила ее на голову и прошлась по комнате, изящно поворачиваясь и кружась. И снова Эдриэнн последовала ее примеру, смеясь, когда ей приходилось поднимать руку и поддерживать книгу, которая постоянно слетала с ее головы.

Все еще с книгой на голове, Сара согнула колени и одним грациозным движением подняла с пола туфлю.