Лавка чудес

Педро Толстяк, грозный и ненавистный всем комиссар полиции, бакалавр права, носил тройку из английского твида, панаму, закалывал галстук булавкой с жемчужиной, курил из длинного мундштука, красил ногти и всегда был выбрит до синевы – прямо-таки денди, чуточку полноватый и не такой уж молодой, но все еще легкомысленный и взбалмошный. Он выбросил окурок сигареты, продул мундштук: струсили, негодяи!

Посреди комнаты стоял Энеас Голубь, король лотереи и хозяин города, перекинувшийся в оппозицию и впавший в немилость; сжимая револьвер, он твердил:

– Кто сделает еще один шаг, уложу на месте!

Агенты переглянулись: Кандиньо Фингал, Самуэл Коралловая Змея, Закариас да Гомейя и Мирандолино, костолом из Ленсоиса. Длинный список кровавых дел и легенд о храбрости Энеаса Голубя, меткого стрелка, щедрого поставщика клиентов для похоронного бюро, держал полицейских агентов на почтительном расстоянии.

– Паршивые трусы! – сказал Педрито и пошел вперед, вооруженный лишь камышовой тростью, тонкой и гибкой. Голубь, подняв револьвер, предупредил:

– Не подходите, доктор Педрито, а то получите пулю!

Трость свистнула в воздухе, подобно хлысту, на щеке лотерейщика появилась красная полоса, еще удар – брызнула кровь. Ослепленный жгучей болью, Голубь в отчаянии пальнул наугад, комиссар оказался проворнее. И ростом он невысок, и полноват, а вот справился с головорезом. При виде крови агенты пришли в себя, снова стали бесстрашными воителями и накинулись на Голубя.

– В тюрьму его! – распорядился Педрито.

Самуэл Коралловая Змея направился к письменному столу, где лежали лотерейные билеты и деньги. Трое остальных повели лотерейщика, подбадривая его тычками и пинками. Комиссар презрительно бросил:

– Заячьи души, трусливые бабы, в штаны наклали, тьфу!

Педрито Толстяк вышел на улицу, толпа любопытных расступилась, пропуская его. Он подмигнул официанточке из кафе на другой стороне улицы, сел в машину и рывком взял с места – в Баие равных ему за рулем, говорят, де было.

В кулуарах Управления полиции, где к четырем героям облавы присоединились столь же благородные собратья по профессии – Феррейра Блажной, Мамин Сосунок, Иносенсио Семь Смертей, Рикардо Огарок и Зе Широкая Душа, – обсуждался арест Голубя и конец его царствования. Во дворце идет с молотка вакантный трон. Кто даст больше?

Четырем молодцам не по себе: доктор Педрито сказал ясно, а он словами не бросается. Одной только тростью низверг с пьедестала легендарного Энеаса Голубя, не побоялся ни его револьвера, ни меткого глаза, ни славы душегуба, а молодцы в это время стояли столбом.

– Мокрые курицы! – Зе Широкая Душа в сердцах сплюнул и встал, чтобы пойти выполнить задание, переданное ему полицейским, надо было сопровождать во дворец доктора Педрито и губернатора.

Герои смолчали, ни один даже головы не поднял: лучше уж Энеас Голубь с револьвером, чем Зе Широкая Душа без всякого оружия. Зе не обсуждал приказы начальника, исполнял их без колебаний. Не нашлось еще никого, кто бы револьвером и угрозами помешал бы ему выполнить приказание Педрито. Бить, убивать стало для него делом простым, привычным. И умереть – когда придет его час. Зе, негру ростом под потолок, доверенному лицу Педрито, неведомо было, что такое страх или хотя бы тень страха.

Четыре соратника подавлены стыдом, им не дает покоя отзыв начальника, а еще их обругал свой же товарищ, и они вопрошают друг друга, что теперь делать, как вернуть расположение шефа. С Педрито Толстяком шутки плохи, ведь стоит ему потерять доверие к подчиненному – суд будет скорым и окончательным: гроб с крышкой и полтора метра земли, с бандитом можно не церемониться. Разве мало народу он уже отправил к праотцам? Жусто да Сеабру, Изалтино, Криспина да Бойю, Фулженсио Поножовщика и многих других, не таких известных. А ведь и они прежде делали в городе что хотели, во имя закона и вопреки закону, не платили за выпивку, отбирали деньги у испанцев, избивали и хватали кого надо и кого не надо, а потом вдруг сами оказались распростертыми на каменном полу покойницкой, «погибли при исполнении служебных обязанностей», как сообщалось в бюллетене Управления полиции в правительственных газетах. Чем-то не угодили они всемогущему заместителю начальника полиции.

Надо было незамедлительно показать служебное рвение, как-то восстановить свой авторитет, покачнувшийся под дулом револьвера. Хорошо бы что-нибудь эдакое… Но что?

– Давайте разгоним одно-другое кандомбле, – предложил Кандиньо Фингал.

– И верно. Доктору Педрито это будет по душе, – поддержал его Мирандолино.

– Сегодня праздник Шанго, на многих террейро будут сборища.

Сведения были вполне надежными, они исходили от Закариаса да Гомейи, который знал толк в таких делах. Этот субъект приписывал колдовству на макумбе обезобразившую его лицо болезнь, которую на самом деле он подцепил у какой-то шлюхи. Так что помимо идейных и высоконаучных обоснований комиссара полиции у Закариаса да Гомейи были, как мы видим, и свои личные причины вести беспощадную войну против кандомбле.