Лавка древностей. Часть 2

— Гдѣ я живу. Да здѣсь, у васъ.

— Въ самомъ дѣлѣ?

И онъ, точно подстрѣленный, упалъ навзничь и лежалъ неподвижно до тѣхъ поръ, нока маркиза кончила чаепитіе, убрала посуду и вымела крошки. Тогда онъ сдѣлалъ ей знакъ, чтобы она сѣла поближе къ его кровати. Она опять помогла ему умоститься на постели и между ними возобновился прерванный разговоръ:

— Такъ вы отъ нихъ убѣжали?

— Да, убѣжала; и они являли обо мнѣ.

— Что такое? Извините, пожалуйста, я не совсѣмъ понялъ.

— Они являли обо мнѣ, развѣ вы не знаете?.. въ газетахъ…

— Аа! объявляли въ газетахъ о томъ, что вы пропали?

Кухарочка закивала головой и замигала глазами. Бѣдная дѣвочка! Глаза ея были такъ красны и такъ распухли отъ слезъ и безсонныхъ ночей, что, кажется, если бы сама Муза трагедіи невзначай замигала, то все же это миганіе было бы болѣе умѣстно на ея трагической физіономіи, чѣмъ на изможденномъ личикѣ маленькой сидѣлки.

— Скажите, пожалуйста, какъ вы надумали сюда придти.

— Видите ли, когда вы совсѣмъ ушли отъ нихъ, я осталась одна-одинешенька; мнѣ не съ кѣмъ было даже посовѣтоваться. Жилецъ и вовсе не возвращался домой; я не знала, гдѣ онъ находится и куда вы дѣвались. Но, вотъ, какъ-то утромъ, когда я… и она запнулась.

— Подслушивали у дверей, подсказалъ Дикъ.

— Ну, да, да, — и она закивала головой. — Смотрю я это въ щелочку, помните, какъ тогда, когда вы меня поймали — и слышу, какая-то женщина — это была ваша квартирная хозяйка — разсказываетъ, что вы крѣпко захворали и что за вами некому присмотрѣть. М-ръ Брассъ сказалъ, что это не его дѣло; то же самое повторила и миссъ Сэлли. „Онъ“, говоритъ, „веселый малый, но это“, говоритъ, „до насъ не касается“. Женщина ушла отъ нихъ разсерженная: я слышала, какъ она хлопнула дверью. Я въ ту же ночь убѣжала изъ дому, пришла къ вамъ сюда, сказалась вашей сестрой. Они мнѣ повѣрили, и съ тѣхъ поръ я живу здѣсь.

— Воображаю, бѣдная маркизочка, до смерти измаялась, ухаживая за больнымъ.

— Ни чуточки. Вы обо мнѣ не безпокойтесь. Я привыкла проводить ночи безъ сна; а въ томъ креслѣ я такъ славно спала у васъ. А какъ вы говорили въ бреду, какъ пѣли, сколько разъ собирались выскочить изъ окна! Я такъ рада, что вамъ теперь лучше, господинъ живучій!

— Живучій, повторилъ Дикъ задумчиво. — Хорошо, что живучій. Я убѣжденъ, что еслибъ не вы, маркиза, меня уже не было бы въ живыхъ.

Дикъ опять схватилъ ее за руку, не зная, какъ выразить ей свою благодарность. Онъ былъ еще очень слабъ, и, конечно, глаза его вскорѣ стали бы такими же красными, какъ у маркизы, еслибъ она не поспѣшила перемѣнить разговоръ и не уложила его, строго-настрого запретивъ ему волноваться.

— Докторъ велѣлъ, чтобъ вы лежали покойно, чтобы никто въ комнатѣ не шумѣлъ. Отдохните немножко, а потомъ мы опять станемъ разговаривать. Я буду сидѣть около васъ. Попробуйте закрыть глаза, можетъ быть заснете; вамъ это было бы очень полезно, уговаривала она больного. Затѣмъ она придвинула къ кровати маленькій столикъ и начала приготавливать какое-то прохладительное питье съ такой ловкостью и искусствомъ, что любой химикъ позавидовалъ бы ей. Утомившись разговорами, Дикъ заснулъ. Черезь палчаса онъ проснулся и спросилъ, который часъ.

— Только что пробило половина седьмого, отвѣчала дѣвочка, помогая ему сѣсть.

— Маркиза! Дикъ сразу повернулся къ ней и провелъ рукой по лбу: какая-то мысль внезапно промелькнула въ его головѣ. — Что сталось съ Китомъ?

— Его приговорили къ ссылкѣ, не знаю на сколько-то лѣтъ.

— И уже отправили? А мать его, что съ ней?

Дѣвочка покачала головой: она, молъ, ничего о нихъ не знаетъ. Но если вы будете лежать покойно и обѣщаете, что не будете метаться, прибавила она, медленно растягивая слова, — я вамъ скажу что-то, — только не теперь, нѣтъ, не теперь…

— Скажите, это меня развлечетъ, упрашиваетъ Дикъ.

— Нѣтъ, нѣтъ! — она въ самомъ дѣлѣ боится, что это можетъ ему повредить. Я знаю лучше васъ. Когда вы немножко поправитесь, тогда я разскажу.

Вслѣдствіе болѣзни глаза у Дика ввалились и кажутся гораздо больше, чѣмъ обыкновенно. Онъ такъ серьезно, такъ напряженно смотритъ на дѣвочку, что она и взаправду испугалась и умоляетъ его забыть о томъ, что она ему сказала. Но слово не воробей, вылетитъ — не поймаешь. Любопытство Дика возбуждено; онъ даже встревожился и требуетъ, чтобы она разсказала все, какъ бы ни была тяжела новость, которую она собиралась ему сообщить.

— Да тутъ нѣтъ ничего тяжелаго и это вовсе не про васъ.

— А про кого же, про кого? Вы подслушали у двери… что говорилось по-секрету, спрашиваетъ Дикъ, задыхаясь отъ волненія.

— Да, подслушала у двери.

— Въ Бевись-Марксѣ?… разговоръ между Брассомъ и Сэлли?..

— Да, да, это самое.