Лавка дурных снов

Без пяти девять они услышали гудки и увидели приближающиеся огни. Они вылезли из машины и стали ждать, вглядываясь в темноту. Заметив, как нервно Робби сжал кулаки, Уэсли невольно испытал облегчение: не он один по-прежнему боялся внезапного появления Кэнди Раймер.

За ближайшим холмом мелькнул свет фар. Это был автобус, за которым следовал десяток машин с болельщиками, которые непрестанно гудели и мигали дальним светом. Когда автобус проезжал мимо, Уэсли услышал женские голоса, с чувством певшие «Мы – чемпионы!», и ощутил, как по спине пробежал холодок, а волоски на шее встали дыбом.

Он поднял руку и помахал.

Стоявший рядом Робби сделал то же самое. Потом с улыбкой повернулся к Уэсли:

– Что скажете, профессор? Присоединимся к кортежу?

Уэсли хлопнул его по плечу:

– Звучит чертовски заманчиво!

Дождавшись, пока проедет последняя машина, Робби пристроился за ней. Как и другие, он всю дорогу до Мура тоже сигналил и мигал дальним светом.

Уэсли не имел ничего против.

VII – Полиция парадокса

Когда Робби вылез из машины возле «Сьюзан и Нэн» (на окне уже красовалась надпись «ЛЕДИ СУРИКАТЫ КРУЧЕ ВСЕХ»), Уэсли сказал:

– Погоди секунду.

Он обошел машину и обнял студента.

– Ты молоток!

Робби ухмыльнулся:

– Значит, я могу рассчитывать на пятерку автоматом за этот семестр?

– Нет, но я дам тебе совет: завязывай с футболом. Карьеры ты в нем никогда не сделаешь, а твоя голова заслуживает лучшего.

– Я вас понял, – ответил Робби… что не означало согласия, как им обоим было известно. – Увидимся на занятии?

– Во вторник, – подтвердил Уэсли. Но через пятнадцать минут у него появились причины сомневаться в том, что его увидит хоть кто-нибудь. Когда-нибудь.

Его привычное парковочное место возле дома оказалось занято. Уэсли мог припарковаться позади чужой машины, но предпочел поставить автомобиль на другой стороне улицы. Что-то в чужой машине вызывало тревогу. Это был «кадиллак», казавшийся в свете уличного фонаря необычно ярким. Красный цвет, казалось, кричал во весь голос: А вот и я! Нравится?

Уэсли не нравилось. Ему не нравились ни тонированные стекла, ни нарочито большие колесные колпаки с золотыми эмблемами «кадиллака». Такая машина подошла бы наркоторговцу. Причем страдающему манией убийства.

Но с чего я об этом подумал?

– Просто тяжелый день, вот и все, – успокоил он себя и перешел улицу. Портфель привычно бился о ногу. Уэсли заглянул в салон машины. Там никого не было. Во всяком случае, он так решил. Сквозь тонированные стекла видно было плохо.

Это полиция Парадокса! И они пришли за мной!

Эта мысль должна была показаться в лучшем случае смехотворной, а в худшем – параноидальной, но не казалась. И, учитывая все, что произошло в последнее время, вполне возможно, ничего параноидального в ней не было.

Уэсли протянул руку, коснулся двери автомобиля и тут же отдернул ладонь. На ощупь дверь была металлической, но почему-то теплой. И словно пульсировала. Как если бы автомобиль – металлический или нет – был живым существом.

Бежать!

Он понял, что невольно произнес это вслух – настолько сильным было желание скрыться. Но Уэсли догадывался, что это не выход. Даже если он попытается спрятаться, человек или люди, приехавшие на этой омерзительной машине, все равно его отыщут. Этот факт был настолько очевидным, что не поддавался логике. Он просто обходил ее. Вот почему вместо того, чтобы сбежать, Уэсли открыл ключом внешнюю дверь и поднялся по лестнице. Он двигался очень медленно, его сердце готово было выскочить из груди, а ноги не слушались.

Дверь в его квартиру была открыта, на лестничную площадку падал прямоугольник света.

– А вот и ты! – прозвучал голос, не похожий на человеческий. – Заходи, Уэсли из Кентукки.

Их было двое. Один молодой, другой старый. Старый сидел на диване, на котором Уэсли и Эллен Сильверман однажды соблазнили друг друга к взаимному удовольствию (точнее, экстазу). Молодой устроился в любимом кресле Уэсли – тот всегда в него забирался, когда время было поздним, остатки чизкейка – вкусными, книга – интересной, а свет от торшера – идеальным. На обоих гостях были длинные плащи горчичного цвета, вроде тех, что называют пыльниками, и Уэсли вдруг понял, сам не зная каким образом, что плащи тоже живые. И еще он понял, что люди в этих плащах – вовсе не люди. Их лица постоянно менялись, а сквозь кожу проглядывало нечто от рептилий. Или от птиц. А может, и то и другое.

На груди, где блюстители порядка в вестернах носят жетоны, у обоих красовалось по пуговице с красным глазом. Уэсли решил, что эти глаза тоже живые. И следят за ним.

– Как вы узнали, что это я?

– По запаху, – ответил старик, и самым жутким было то, что на шутку это вовсе не походило.

– Что вам нужно?

– Ты знаешь, почему мы здесь, – сказал молодой. Старик умолк и снова заговорил только в самом конце беседы. Слушать даже одного из них было настоящей пыткой. Казалось, гортань пришельца забита сверчками.