– Мне тоже, – на этот раз в мужском взгляде замечаю напряжение, которого там не должно было быть. И он продолжает, чтобы окончательно убедить меня в серьёзности происходящего: – Ни ты, ни я не имеем права отказаться от столь щедрого предложения.
Хочу сказать в ответ что-то колкое, но слов не находится. А вот Джек снисходит до внятных объяснений:
– Его величество велел мне явиться на бал, а его матушка изъявила желание познакомиться «со столь талантливой феей», – последними словами он явно пытается подражать кому-то, и даже не зная собеседника я понимаю, что у него это неплохо получается.
Хватка становиться мягкой и сколько бы я не сопротивлялась самой себе, но пора признать – мне нравится, когда Джек касается меня. И мне прикасаться к нему тоже приятно. Глупо, конечно, ведь я обещала себе забыть о ненужных чувствах, только возможно ли спорить с настырным сердцем?
– Ты же знаешь, что я и бал – понятия несовместимые? – Протестую, но уже без былой горячности.
– Глупости, – легко отметает мои доводы Джек и улыбается так тепло, что не могу сдержать ответной улыбки. – Я уверен, ты затмишь всех.
Похвала, сказанная лишь ради слов, но какая же сладкая…
– Лгать нехорошо, – бросаю тихо, чувствую, как по лицу расползается жгучий румянец.
– А я не лгу, – тихо-тихо произносит Джек, приближаясь к моему лицу.
Конечно, я должна его оттолкнуть. Отмахнуться от неприкрытой лести. Должна. Но я этого не делаю. Лишь подаюсь вперёд, отчаянно желая почувствовать на губах вкус поцелуя. Того самого, от которого голова идёт кругом и подкашиваются ноги. От которого замирает сердце, а потом без остановки несётся вскачь.
Джек касается моих губ нежно, будто боясь спугнуть, а потом, понимая, что никуда бежать я не собираюсь, обнимает крепко и заставляет забыть обо всём на свете. О прошлом, настоящем, и даже о будущем. О неуместной гордости и всеобъемлющей глупости.
Лишь когда воздух заканчивается и нам приходиться оторваться друг от друга, я слышу тихое, но такое желанное:
– Я так боялся, что больше никогда тебя не увижу… Прости меня…
– Я тоже, – прошептала, с жадностью вдыхая один с ним воздух, – боялась…
Наверное, за первым последовал бы второй поцелуй, но дом, вместе с Лаской решили, что для этого раза достаточно. Гата пронзительно мяукает, старый ворчун нарочито громко скрипит полами.
Джек, прикоснувшись лбом к моей голове, с улыбкой говорит:
– У тебя замечательные друзья.
И я с ним согласна, только сказать ничего не получается, потому что боюсь окончательно разрушить такой желанный миг. Правда, Джек, будто чувствуя мой страх, немного отстраняется и заглядывает мне в глаза:
– Крис, я хочу, чтобы ты стала моей невестой. Официально.
Дом громко ухает, Ласка фырчит, а я растерянно хлопаю глазами. Такого поворота событий я уж никак не ждала. Наверное, только от неожиданности я и задаю наиглупейший вопрос:
– Зачем?
Джек делает вид, будто задумался, а потом начинает перечислять:
– Хочу, чтобы никто и никогда не посмел даже взглядом обидеть тебя. Хочу, чтобы твои подопечные перестали считать меня неблагочестивым греховодником. Хочу, – здесь он делает небольшую паузу и вновь легко касается моих губ, – целовать тебя, когда мне этого захочется.
С каждым произнесённым словом мои глаза становятся всё больше и больше, а бестолковое сердце ухает всё громче и громче. И лишь бы заглушить громоподобные удары, я спрашиваю:
– А если этого не захочу я?
Джек хмуриться, всего мгновение, и произносит:
– Значит сделаю всё, чтобы ты этого захотела так же сильно, как и я.
Внутри меня просыпается доселе неизведанное чувство, и я несмело произношу, сама боясь этих слов:
– Тогда я согласна…
Глава 20
Карета медленно плывёт по улице, полной разномастного люда. Здесь и распрекрасные модницы, и холёные до тошноты юнцы, и умудрённые сединой старики, и почтенные дамы, взирающие на молодое поколение с нескрываемым осуждением.
Не обошлось и без сомнительных личностей. Худощавые парнишки, как бы невзначай пробираются в самую гущу толпы, а там лишь ловкость рук.
За очередным поворотом показывается высокий шпиль часовой башни, и я вздрагиваю самым неприличным образом. Я бы и чувств лишилась с превиликим удовольствием, но гордость не позволила.
– У тебя ледяные руки, – Джек осторожно касается моей ладони и пытается её согреть.
Вполне обычное замечание оставляю без ответа. Поворачиваюсь, всматриваюсь в обеспокоенно лицо и прошу:
– Давай вернёмся?
От растерянности и страха, что колючими иглами то и дело впивается в трепыхающееся сердце, хочется плакать. А ещё упасть на колени и умолять Джека наплевать на необходимость и всё, что с нею связано.
Мужчина тяжело вздыхает, обхватывает ладонями моё лицо и повторяет, кажется, уже в тысячный раз:
– Мы не можем вернуться.
Вот так короткая фраза способна убить теплящуюся надежду.
– У меня ничего не получится, – сердце ухает громче, а звуки, доносящиеся с шумной улицы, вдруг затихают, превращаясь в отдалённое жужжание.