Но разговор сейчас о детских играх. Я нынче стараюсь припомнить все, во что мы играли, и получается впечатляющий список. Конечно, прятки: «Кто не спрятался, я не виноват! Кто за мной стоит, тот в огне горит!.. Топор-топор, сиди, как вор! Пила-пила, лети, как стрела!» До сих пор сквозь пропасть в четыре десятка лет звучат у меня в ушах эти крики. И помнится нетерпение и азарт, и предвкушение… опускается тихий южный вечер, пастельные сумерки окутывают двор… И ты сидишь, затаив дыхание, в совершенно новой нычке, куда ни ты, ни кто другой еще не прятался. Ту, которую ты только что сам придумал и впервые использовал. И сердце колотится часто-часто-часто, и ты остался последним непойманным, и сейчас все решается: то ли ты прилетишь к кону раньше «вóды», то ли он тебя заметит и застучит, и в следующий раз водить придется тебе. И вот водящий не может понять, где ты, и отваживается удалиться от кона совсем в противоположную сторону. Вот он делает еще один шаг. И еще. И полшажка. Пора? Бегу? Мчусь? Или слишком рано? Или пора? Вдруг он дальше не пойдет? А не то сейчас развернется и отправится обратно? А потом еще, чего доброго, прямо ко мне. Ну! Решайся! И я не выдерживаю, выскакиваю и несусь, стараясь сдерживать дыхание и не топать, чтобы выиграть у водящего еще хотя бы пару секунд своей невидимости. И тут он оглядывается, замечает меня — и тоже бросается к кону во всю мочь. А я — лечу! Я бегаю вообще-то медленнее своего противника, я младше, но он находится чуть дальше от кона. И еще за меня играет преимущество неожиданности. И то, что я уже набрал скорость. Ну?! Кто кого?!
Мне кажется, в тот раз прибежал я на полсекунды раньше, чем соперник. Застучал себя! Победил! Но кому теперь, по прошествии четырех десятков лет, это нужно?!
А еще мы играли в салочки. И в штандер-стоп. А кроме того существовали:
Вышибала.
Картошка.
Казаки-разбойники.
Съедобное — несъедобное.
Слон.
Козел.
Расшибалочка.
Ножички.
Гигантские шаги.
Девчонки играли в классики и прыгали через скакалку. Пацаны, разумеется, рубились в войнушку. Стреляли друг в друга из пистолетов — с помощью пистонов (вот он, еще один экспонат для лавки забытых вещей — пистон).
А вечерами, когда становилось во дворах совсем темно, играли в «колечко» («Колечко-колечко, выйди на крылечко!»). И в третий лишний. И в ручеек. И именно этим играм я был обязан первым в жизни сексуальным впечатлениям (когда еще и не знал природу этих ощущений, не говоря уж о том, как они называются).
Больше того, в каждой географической точке, где я проживал, существовали свои игры, присущие исключительно данному месту и не повторяющиеся в других.
Например, в бабушкином дворе в Новороссийске существовала совершенно локальная забава под названием: «По деревьям, по заборам». Дело в том, что там (как я уже упоминал) был ограждавший двор забор. С каменным, оштукатуренным основанием и внушительными, заостренными на концах железными прутьями. А вдоль ограды росли абрикосовые деревья. Плоды их были маленькие и невкусные, и назывались «жердели» или, как их именовали многие, «жердёлы». Невкусность усиливалась еще и за счет того, что мы их срывали совсем зелеными.
Так вот, соревнование «по деревьям, по заборам» представляло собой модифицированные салки. В ходе игры не разрешалось касаться ногами земли. Передвигаться позволялось лишь по веткам деревьев и, как следует из названия игры, по забору. Мальчишки и даже отдельные (наиболее бедовые и оттого самые популярные) девчонки, как обезьянки, перепрыгивали с ветки на ветку, с дерева на забор, с забора на дерево.
Так как ловкость, координация и быстрота не являлись (и не являются до сих пор) моими коронными качествами, «деревья-заборы» к любимым моим играм не относились. И я всячески против нее лоббировал, когда обсуждался вопрос, во что играть. Я предпочитал другие виды активности — те, где требовались хоть минимальные, но интеллектуальные усилия. Там, где, помимо ловкости и быстроты, на авансцену выступали хитрость с сообразительностью. Прятки, например. Или казаки-разбойники. И когда пацаны решали: «сыгранем по деревьям, по заборам», я расстраивался. Кому охота гарантированно проигрывать!
Кроме того, существовала в Новороссийске другая игра, в которую мне бабушкой-дедушкой запрещалось играть под любым видом. То была вариация тех же салок. Однако играть полагалось на пляже. А точнее, ареной становились бетонные мостки, а также море вокруг и под ними, и железные лесенки, уходящие с волноломов в воду.
Играть на мостках запрещала мне бабушка-врач при поддержке деда и родителей. И, когда я просился уйти с пацанами на море, мне приводили два примера: первый, который бабушка видела своими глазами:
— Мальчика на мостках товарищи раскачали, хотели в воду бросить. Да не рассчитали — и он спиной прямо на бетонный мостик упал! Ох, как же он кричал, как кричал!