Лавка забытых иллюзий [сборник]

Позаимствованное утром благополучно возвращалось домой вечером. Впрочем, если вставшая не с той ноги завучиха вдруг отбирала у нас спортивный снаряд, что ж! Для дома имелось прекрасное оправдание. «Я-то при чем?! Ребенок неразумный куда-то заныкал». А когда, много лет спустя, я повинился в том, что происходило, своей выросшей сестре, она рассмеялась: «То-то я тогда думала: чего это у моей пирамидки кольца все такие жеваные?!»

Еще б не жеваными им быть! У нас ведь с ними нешуточные баталии происходили. Большая перемена длилась минут двадцать — самое время для полноценного матча!

У нас была спаянная команда, дивная, сыгранная тройка: в нападении — длинноногий, длинноволосый красавчик-блондин Андрей П-в, в защите — я, а ворота оберегал Дима Р-в.

А всего в классе было создано четыре команды по три человека. Играл даже франт К-в, и очень большой и толстый, флегматичный, неповоротливый Слон.

Мы проводили первенство класса — натурально, с турнирной таблицей. Вызывали даже на состязание класс «а» — но высокомерные «ашки» наш вызов проигнорировали.

Новая игра имела свои правила — в основном они повторяли футбол, но существовало важное отличие: запрещалось наступать на мяче-шайбы (или шайбо-мячи) — так игра теряла всякий смысл. Ты накрывал ногой кольцо, левой отталкивался от пола — и прекраснейшим образом скользил по линолеуму. И отнять у тебя пластиковый снаряд было никак не возможно — только если с ног сшибить.

Игра наша по всем признакам являлась совершенно новой и потому нуждалась в названии. Я предложил в память о моем ростовском друге Вите назвать ее «футболом на горе», однако остальные члены команды меня дружно освистали: «Еще чего! Горе-футбол какой-то!» В итоге новый вид спорта мы обозвали «скулболом» (от английского school — англомания уже потихоньку захватывала подрастающих подростков).

Нам было чуждо в ту пору тщеславие. И мы не стремились вывести изобретенный нами спорт на межшкольную, а потом межгородскую, всесоюзную и всемирную арену. Не мечтали, что скулбол станет олимпийским видом спорта. Может, кстати, зря. Вошли бы в историю как изобретатели нового вида спорта.

Однако на день рождения Диме Р-ву я в ту пору тем не менее подарил свою любимую книжку. Оторвал от сердца уже прочитанную автобиографию Пеле. И сделал на ней дарственную надпись:

«От короля футбола — будущему королю скулбола».

Однако ни его, ни моя карьера скул— или хотя бы футболиста не сложилась. Равно как другие попытки покорить высоты большого спорта — о чем уже рассказывалось и еще будет рассказано.

Впоследствии скулбол как-то незаметно сошел на нет. После восьмого класса закончилась неполная средняя школа. Из четырех восьмых классов образовалось всего два девятых. Многие ушли в техникумы и даже в ПТУ. Среди них и блондинистый красавец, третий в нашей гениальной тройке, Андрей П-в. В другую школу перешел учиться Дима Р-в. И — как отрезало. В футбол на открытом воздухе еще играли. А со скулболом — покончили.

Играм на свежем воздухе я, кстати говоря, обязан своим ростовским прозвищем. Если помните, в Авиагородке меня звали Жилкиным или Жиликом. Я был доволен своим прозвищем и не возражал, если б меня продолжили называть именно так. Однако ни с кем из ростовского двора я в одном классе не учился, потому ребята понятия не имели, какая у меня фамилия. И они меня обозвали «Филей». (Никакого отношения к герою передачи «Спокойной ночи, малыши!» моя кличка не имела — хотя бы потому, что мы ее не смотрели.) В детстве прозвища часто возникают спонтанно. Вот и мы: играли вечером в «Штандер-стоп». Суть игры, если кто не знает, заключается в том, что водящий подкидывает вверх мяч. В то время, пока он летит, «вóда» должен выкрикнуть имя, кому его следует поймать.

Итак, водил — я. Бросил вверх мячик и, покуда он летел, стал выкрикивать имя «принимающего». Меня в тот момент распирали, переполняли эмоции — настолько, что сначала я хотел назвать одного, Саню, но в процессе полета переменил свое желание, и начал выкрикивать Валеру. В итоге получилось: «Са..! Ва..!» Пришлось даже игру останавливать. И надо мной товарищи посмеялись: «Что еще за Са-Ва? Са-ва какая-то! Сам ты сова! Филин настоящий! Гы-гы! Филя! О! Точно! Будем тебя Филей теперь звать». И ведь прижилось.

Может, оттого и прижилось, что я в самом деле был Филей: наивный круглолицый лопушок с богатой фантазией и романтическими взглядами на окружавший мир.

Это касалось в том числе политических взглядов. Как я уже упоминал, они тогда, в десятилетнем возрасте, отличались крайним идеализмом. Вот пример. В нашей ростовской дворовой компании был парень по имени Рубен. А фамилия лучшего моего друга Витьки была Е-ко. И я втихаря гордился тем, что мы, дети разных народов, живем вместе и не ссоримся, и никого из нас не волнует, что Рубен армянин, а Витька украинец. Правда, когда первый и единственный раз мы с Е-ко подрались, я орал ему в пылу схватки: «Ах ты, хохол проклятый!» А он мне в ответ: «Сам ты хохол!» Причем оба были как минимум наполовину правы.