Лавка

Среднему мельнику трех ящиков мало. И он принимает решение возместить убытки, вызванные простоем мельницы, за счет, как теперь говорят, повышения производительности труда в пекарне. На своем черном мерине он развозит хлеб по окрестным деревням. Мерин у него длинноногий, задние ноги у него поражены шпатом, и, когда его запряжешь, он хромает по крайней мере до тех пор, пока не выедет за пределы деревни.

Неимущие крестьяне, жители выселков и безземельная беднота, проживающие на пустоши, сами пекут свой хлеб в маленьких печурках, сложенных из полевых камней. Желая сберечь время и топливо, бедняцкие жены загоняют в печь сразу по многу хлебов, чтобы одной закладки хватило на три-четыре недели. Под конец хлеб, который они хранят в каменных горшках, покрывается плесенью, и тогда хлеб от настоящего пекаря, да еще с доставкой на дом, кажется им великим лакомством.

И смотрите, сервис, изобретенный средним мельником, имеет успех. Мельникову Отто приходится теперь выпекать хлеб по три раза на дню. Средний мельник развозит хлеб. Отпадают наши покупатели из окрестных деревень и с трех фольварков.

— Ах, неужели вы больше не будете покупать у нас хлеб, фрау Ковальски? — ласково укоряет мать.

— Вот если б вы нам его привозили, — гласит ответ.

— Какой из него булочник! Он всю округу потравит своим клеклым хлебом, — негодует отец.

Тайный семейный совет. Моя мать делает примитивный расчет: если мы тоже начнем развозить хлеб, мы вернем старых покупателей, которые не желают больше таскать хлеб на своем горбу, а так как наш хлеб много лучше мельникова, мы и его покупателей переманим.

Отец раздумывает. Когда отец погружается в раздумья, он насвистывает сквозь зубы. Мать этого терпеть не может:

— Если все люди начнут поднимать такой шум, когда они захотят малость подумать…

Отец выдвигает условия: если ему (он исходит из того, что расширение торговой деятельности пройдет успешно) придется печь хлеб по три раза на дню, подавайте сюда подмастерья.

Мать возражает против подмастерья. Отец требует:

— Тогда пусть Ханка больше работает в пекарне и вообще больше мене помогает.

Мать согласна. Тогда она привлечет мою сестру помогать ей по хозяйству.

— Уж пыль-то вытирать девчонка сумеет.

Мы с дедушкой три раза в неделю развозим хлеб. «Люди! Покупайте хлеб от булочника! Не покупайте мельниковы лепешки!»

Мы отвоевываем назад наших покупателей с фольварков и выхватываем из-под носа у конкурентов еще нескольких покупателей, особенно когда не требуем уплаты наличными, а продаем в долг. Мои родители считают, что одержали победу над средним мельником.

— Не по-соседски это, — обижается средний мельник. Он-де только потому и начал развозить хлеб, что центробежная сила на какое-то время оставила его без доходов с мельницы.

— А чего он возит свои лепехи на продажу, когда у него три полных короба денег в шкафу? — говорит моя мать. Легенда о сокровищах среднего мельника уже проникла из мира детей в мир взрослых.

Родители празднуют коммерческий подъем без особого шума. Дедушка уже давным-давно подсчитал, что успех родителей с развозом хлеба не настоящий успех.

— Радуются на такую безделицу, все равно как дети, — это говорит мне дедушка, когда мы с ним развозим хлебы, и я, как взрослый, кивком подтверждаю справедливость дедушкиных расчетов и делаю это вполне искренне. Мне и в голову не приходит усомниться в справедливости той истины, которую открыл полубог, он же дедушка.

— Ты только прикинь, — так обычно начинаются дедушкины экономические монологи, — ты прикинь, мы тратим время, возим хлеб на прогулку, про лошадь я уж и не говорю. — И дедушка высчитывает, сколько дел мы могли бы переделать за то время, пока возим хлеб на прогулку. Я опять с ним соглашаюсь. Что до меня, я мог бы употребить время, истраченное на развозку хлеба, чтобы наловить лягвят (головастиков) в деревенском пруду. Я давно уже собираюсь насажать головастиков в бочку для дождевой воды и понаблюдать, как они медленно-медленно превращаются в лягушек. А потом я хочу набрать полный мешок лягушек и перенести их в озерцо на месте заброшенной шахты, которое у нас называется озеро Феликс. Сидеть на берегу озера до смерти скучно. Там нет даже водорослей. Вот я и хочу оживить мертвую воду с помощью лягушек и на свой лад расширить большую жизнь.

— Да ты не слушаешь, — говорит дедушка и тем отрывает меня от моих грез. Он доходчиво объясняет, что он сидит здесь на подводе и, если можно так выразиться, развозит собственные деньги. Отец хоть и мнит себя владельцем пекарни, но почти больше половины всего нашего хозяйства принадлежит дедушке. А то мы и жить по-настоящему не смогли бы, наполовину мы живем за дедушкин счет. Я опять киваю. Почему бы мне и не жить за дедушкин счет, коль скоро, как не раз рассказывал сам дедушка, когда мне был один годик и я лежал мертвец мертвецом, он спас мне жизнь.