Лавкрафт: Биография

Однако после этого его неприязненные замечания участились. Он жаловался на «грубую враждебность чужаков», «отвратительный космополитизм», «напасть чужеземцев», «пошлый торгашеский дух и плебейскую суету Нью-Йорка» и «носящийся человеческий сброд в подземке». Колкости и ругательства в адрес иностранцев и национальных меньшинств в общем и евреев в частности становились все обильнее.

В одной из своих экспедиций Лавкрафт наткнулся в Бруклине на квартал ортодоксальных евреев на Ривингтон-стрит: «Это место было полным откровением, ибо на него не походили ни одни из трущоб, виденных мною прежде. Здесь живут евреи разных сортов в совершенно не ассимилировавшемся состоянии, со своими потомственными бородами, ермолками и традиционными костюмами — которые придают им весьма живописный вид, совсем не такой оскорбительный, как у крикливых, напористых евреев, предпочитающих чистое бритье и американскую одежду»[314].

Стараясь объяснить, почему он считает этих людей менее отвратительными, нежели ассимилировавшихся представителей, Лавкрафт излагал ложную теорию, популярную тогда среди англо-американских неевреев. Теория заключалась в том, что большинство евреев русского и польского происхождения были не «настоящими» евреями, а потомками хазар, татарской нации, некогда имевшей царство на юго-востоке России, между Волгой и Днепром. В седьмом веке хазарский каган и большинство его подданных приняли иудаизм. Основанное на торговле, их царство было сравнительно просвещенным. По сути, хазары стали слишком цивилизованными, чтобы это принесло им пользу, ибо в десятом веке более отсталые русские уничтожили их государство.

В двадцатых годах лишь немногие англо-американцы видели татар, и поэтому их легко представляли как отвратительный народ. Англо-американские неевреи рассудили, что, коли евреи неприятны, то «татарские евреи», как их называли, должны быть еще хуже. На этих «азиатских татаро-монголоидов»[315] возлагалась вина за большевистскую революцию и другие печальные события. Предрекалось, что когда в России будет свергнута власть «татарских евреев», русские установят умеренный демократический строй.

В действительности же после хазар осталась лишь небольшая народность — крымчаки, сочетающие иудаизм с монголоидной расой и тюркско-татарским языком. Они проживают в Крыму, если война и сталинские депортации не выселили или не уничтожили их совсем, и они мало смешались, если смешались вообще, с другими русскими евреями.

Возрастающая враждебность Лавкрафта к Нью-Йорку была отнюдь не исключительной. Непригодность Нью-Йорка для постоянного проживании была американским клише по крайней мере на протяжении века. Когда вымышленный Джордж Эпли Маркуонда отправляется туда примерно в 1909 году, он пишет своей жене: «Хотя мы и являемся американцами, мы все выглядим словно чужеземцы в иностранном городе. Я и думать не хочу, что он определяет образ будущего. Если это так, то, я считаю, весь мир сходит с ума, и мы приближаемся к концу эпохи»[316].

С июля 1924 года у Лавкрафтов начались трудности. Сначала обанкротился магазин шляпок Сони. Примерно в то же время она лишилась своих сбережений из-за краха банка, так что ко времени, когда она расплатилась с долгами, у нее оставалось всего лишь несколько сотен долларов[317]. Упорная женщина быстро нашла временную работу, но в сентябре ей пришлось продать свое пианино. Его купил за 350 долларов преподобный Джордж Т. Бейкер из церкви Святого Гавриила.

Двадцатого октября Соне весь день нездоровилось, и вечером, когда она уже легла, у нее начались «внезапные желудочные спазмы». Лавкрафт отвез ее в больницу, а на следующий день принес ее вещи. Он ежедневно навещал Соню в течение всех десяти дней ее пребывания там, читая ей вслух и играя с ней в шахматы. Соня была заядлой шахматисткой и, как правило, выигрывала у мужа, который мало интересовался этой игрой. Во время ее болезни Лавкрафт написал «Дом, который все избегали».

Тридцатого октября Соня вернулась домой. Ей поставили диагноз «нервное расстройство». Это вполне понятно в свете того, что, несмотря на деловые и финансовые напасти, она пыталась не только продолжать работать в режиме полного рабочего дня, но и одновременно вести хозяйство, содержать и баловать своего одаренного, но нетрудоспособного мужа.

Для поправки здоровья Соне устроили проживание на ферме одной семьи, по фамилии Крейг, близ Сомервилла, штат Нью-Джерси. Лавкрафт навестил ее 10 ноября и продолжил поездку поездом до Филадельфии. Он остановился в гостинице Молодежной христианской организации и провел два восторженных дня в исследованиях старины. «Филадельфия просто чудесна! Я очарован выше всяких слов!» — писал он.

Поскольку Лавкрафтам не представлялось возможным содержать квартиру на Парксайд-авеню, 259 и дальше, они решили переехать. Было неясно, где они будут жить и даже будут ли они продолжать жить вместе. Соня, которая могла взяться за что угодно, обдумывала получение «пригодного жилища в обмен на мелкие услуги».