Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

«Древняя языческая религия» начинается с бесстрашных строк:

Боги Олимпа! Как я могу расстаться с вами
И перейти в эту новую христианскую

веру?Могу ли я отказаться от знакомых мне божеств
Ради того, кто за людей истекал кровью на кресте?

Это напоминает мне об одном высказывании из «Исповеди неверующего»: «В то время [около 1899 г.] я много читал о египетской, индийской и германской мифологиях и ставил такой опыт – по очереди притворялся, будто верю в каждую из них, чтобы понять, какая правдивее. Уже тогда я действовал как ученый и применял научные методы!» Опыт сравнения религий привел к тому, что Лавкрафт вновь уверовал в греко-римскую мифологию, ведь она намного увлекательнее мрачной христианской веры, которую исповедовала его баптистская семья. Вдобавок он стал с еще большей неприязнью относиться к христианству, в том числе под влиянием астрономии – ее Лавкрафт начал изучать позже в том же году. Правда, на тот момент его мысли занимала не проблема разделения государства и церкви, а тоска по поводу ухода античного пантеона богов в забытье:

Как в слабости своей могу я полагаться
На одного-единственного Бога, каким бы могущественным он ни был?
Почему войско Зевса не поможет
Унять мою боль и утешить в час печали?

Не сомневаюсь, что Лавкрафт на самом деле ощущал «боль», о которой он пишет в своих стихах, ведь человек, настолько пропитанный духом Античности и живущий так обособленно, что не видит, как сильно он отличается от других, наверняка мог страдать из-за осознания того, что бог Юпитер и его приспешники не являются более объектами поклонения.

«На развалинах Рима» – более традиционная жалобная песнь о кончине Римской империи. Произведение отличается любопытным размером, пятистопным дактилем, с помощью которого автор, вероятно, пытается подражать шестистопному дактилю античной эпической поэзии:

Как низко пал ты, о Рим,

к ногам тевтонов,Твои воины стали рабами и склонились под властью захватчика:
Где теперь великий город и народ, даровавший нам всем законы,
Народ, не знавший поражений, но отдавший все тем, кто напал на тебя?

«К Пану» – хорошее лирическое стихотворение, состоящее из четверостиший (с одним двустишием перед последней строфой). В нем Лавкрафт рассказывает о том, как видел бога Пана, играющего на свирели, – возможно, это отголосок того танца фавнов и дриад, который он якобы наблюдал в семь лет. В десятистрочном стихотворении «На тщетность человеческих стремлений» прослеживается влияние сразу трех авторов: Сэмюэла Джонсона (название отсылает к его «Тщете человеческих желаний»), Овидия (в первых двух строках кратко упоминается миф об Аполлоне и Дафне из «Метаморфоз» 1. 452–567) и Ювенала (чье крылатое выражение «В здоровом теле здоровый дух» перефразировано в последних двух строках: «Истинное блаженство, как мне кажется, / Найдется только в добродетели и развитом уме»). В остальном он традиционно критикует жадность и недовольство, которые неизменно сопутствуют получению некой долгожданной награды. Это единственное произведение из книги, написанное героическим двустишием.

Стоит также упомянуть иллюстрации к «Маленьким стихотворениям»: к каждому прилагается карандашный рисунок с латинским девизом. В основном в них нет ничего примечательного, в латинских словах встречаются ошибки, в целом оформление выглядит разумным и уместным. На иллюстрации к «Древней языческой религии» можно увидеть человека (предположительно язычника, хотя внешне он похож на араба), склонившегося перед алтарем Зевса, а в надписи на латыни сообщается о том, что императоры Константин и Феодосий угнетали языческую религию. Рисунок к стихотворению «На тщетность человеческих стремлений» слегка шокирует: здесь явно изображен еврей (на это намекают буквы из иврита рядом с ним), а подпись гласит: «HIC.HOMO.EST.AVARISSIMVS.ET.TVRPISSIMVS.IUDAEVS» («Этот человек – самый жадный и грязный еврей»). На иллюстрации к «На развалинах Рима» написано: «ROMA.REGINA.ORBIS.TERRARVM. DECEDEBAT. CVM.ROMANI.SVCCEDEBANTVR.A.GENTIBVS.INFERIORIBVS» («Рим, королева мира, пришел в упадок, когда на смену римлянам пришли низшие слои»). В стихотворении действительно упоминается «мы, низшие итальянцы». Интересно также заметить, что здесь в крахе Рима Лавкрафт винит тевтонца, а в дальнейшем тевтонцев он будет восхвалять. Спустя три года он напишет первый откровенно расистский стих, и мы поговорим о его юношеских расовых взглядах, когда доберемся до этого периода.