Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

Теперь становится ясно, почему Лавкрафт оставался верным традициям, а также почему так жаждал уберечь свою цивилизацию от нападок со всех сторон, в том числе от иностранцев, от неизбежного прихода механизации и даже от радикальных эстетических движений. В 1931 году он все еще верил в биологическую неполноценность чернокожих («Черные во многом нам уступают. В этом ничуть не сомневаются современные биологи, выдающиеся европейцы, далекие от предрассудков»²¹), однако со временем его взгляды немного изменились, и Лавкрафт начал выступать за радикальную культурную несовместимость различных рас, этнокультурных групп и национальностей. В 1929 году он даже заявил, что «французская культура отличается большей глубиной по сравнению с нашей»²², а позже восхищался жителями Квебека, которые упорно стремились к сохранению французских обычаев. При этом Лавкрафт считал, что французов не стоит смешивать с англичанами, чтобы каждый народ не растерял собственное культурное наследие. Сейчас я не стану комментировать расовые идеи Лавкрафта; скажу лишь одно: он по-прежнему верил, что даже небольшое смешение различных групп ослабит традиционные узы, которые, как он считал, являются для нас единственным способом противостоять вселенской бессмысленности.

Ближе к концу 1920-х появилась новая угроза традициям – культура механизмов. В этом плане он придерживался не самых оригинальных взглядов, которые высказывали многие мыслители той эпохи, хотя его замечания по данному вопросу довольно проницательны и убедительны. Лавкрафт понемногу приходил к убеждению, что его эпоху уже нельзя назвать продолжением «американской цивилизации»:

«„Американской“ она остается только в географическом смысле, да и вообще уже не является „цивилизацией“, разве что согласно определению Шпенглера. Это абсолютно чужеродное и ребячливое варварство, основанное на физическом комфорте, а не на умственном превосходстве и не обладающее никакими признаками истинных колониальных американцев. Конечно, как другие виды варварства, этот однажды породит новую культуру, только она уже будет не нашей, и нам свойственно бороться с ее вторжением на территорию, которую мы желаем сохранить для нашей собственной культуры»²³.

Далее в том же письме Лавкрафт рисует такую картину будущего:

«В социально-политической сфере Соединенных Штатов станут значительно преобладать экономические интересы на основе идеалов материальной выгоды, бесцельной деятельности и физического комфорта – и контролировать их будут прозорливые руководители, люди равнодушные и не имеющие хорошего воспитания, нанятые из рядов унифицированной толпы с помощью проверки их сообразительности и того, как они умеют хитрить: в такой борьбе за власть не останется места для истинных и прекрасных целей, которые заменят мощными, масштабными и механически эффективными».

Похожие взгляды Лавкрафт выражал в рассказе «Курган» и продолжит размышлять на эту тему в более поздних произведениях.

На взгляды Лавкрафта значительно повлияли две книги, хотя он мог бы справедливо утверждать, что еще до прочтения этих работ отчасти приходил к тем же фундаментальным убеждениям. Речь идет о «Закате Европы» Освальда Шпенглера («Der Untergang des Abendlandes», 1918–1922; перевод двух томов на английском издан в 1926 и 1928 годах) и «Современных нравах» Джозефа Вуда Кратча (1929). Первый том Шпенглера Лавкрафт прочитал весной 1927 года²⁴ (за второй, насколько мне известно, он не брался), а Кратча – не позднее осени 1929 года²⁵.