Лавочка закрывается

— Тимера я сто лет знаю. А эта миленькая блондиночка, похоже, просто куколка. Уверен, что где-то ее видел.

— Я думаю, вы бы запомнили.

— Поэтому-то я и уверен.

— Болезнь Ходжкина, — доверительно сообщил Тимер.

— Черт, — сказал Йоссарян. — Он не хочет, чтобы я знал.

— Он хочет, чтобы вообще никто не знал. Даже я. А я знаю его почти тридцать лет. Он тянет на рекорд.

— Он всегда был такой? Он не прочь пофлиртовать.

— И вы тоже не прочь. Со всеми. Вы хотите, чтобы все здесь были от вас без ума. Он более открытый. А вы — хитрый.

— Вы коварный тип и слишком много знаете.

Глядя на Рабиновица, Йоссарян видел перед собой высокого, откровенного, крупного сложения, но страшно исхудавшего человека. У него была абсолютно лысая макушка, седоватые рыжие усы и он проявлял агрессивное внимание к Анджеле, выказывая несокрушимую сексуальную самоуверенность, превосходившую и подавлявшую самоуверенность Анджелы. Йоссарян с удовольствием наблюдал, как она наклоняется вперед, чтобы подобрать бюст, как она кладет на колени руки, чтобы не задиралась юбка, как, усевшись, чопорно подгибает под себя ноги. Она столкнулась с такой подавляющей и властной сексуальной раскованностью, которую не могла принять, но не могла и победить.

— А ведь он даже не итальянец, — ворчал Йоссарян.

— Ты тоже не итальянец, но я же против тебя ничего не имею. Дело в том, что я его действительно где-то видела.

— Так вот, мисс Мор, кажется, я вспомнил, — прощупывая ее улыбкой, сказал Рабиновиц, заглянув к Йоссаряну еще раз и увидев Анджелу. — Вы напоминаете мне одну очаровательную даму с прекрасным характером, я видел ее как-то с одним строителем, с которым у меня были кой-какие дела в Бруклине, неподалеку от Шипсхед-Бэй. Это был итальянец по имени, кажется, Бенни Салмери. Вы тогда любили танцевать.

— Правда? — ответила Анджела, смотревшая на него из-под полуопущенных, покрытых тенями век. — Я когда-то знала строителя по имени Салмери. Не очень уверена, что это тот, о котором вы говорите.

— У вас когда-то была подружка-медсестра, с которой вы вместе снимали квартиру?

— Она у меня и сейчас есть, — уже с большей свободой ответила Анджела. — Та самая, которая здесь дежурила. Это моя подружка, Мелисса.

— Такая миленькая, с хорошим характером?

— Она ухаживает здесь за нашим другом. Поэтому-то он и попал сюда. Она трахается со стариками и доводит их до удара.

— Я бы не хотел, чтобы ты говорила такие вещи посторонним, — с легким упреком сказал ей Йоссарян, когда Рабиновиц ушел. — Ты погубишь ее будущее. И потом, у меня был вовсе и не удар. И мое будущее ты тоже погубишь.

— А я бы хотела, чтобы ты не говорил людям, будто моя фамилия Моркок.

Некоторое время они внимательно смотрели друг на друга.

— А кому это я говорил?

— Майклу. Этому доктору Шумахеру. — Анджела Мор сделала паузу, чтобы произвести впечатление. — Патрику.

— Патрику? — Удивленный Йоссарян заранее знал ответ, еще не успев задать вопрос. — Какому Патрику? Патрику Бичу?

— Патрику Бичу.

— Вот черт, — сказал он, оправившись от удивления. — Ты встречаешься с Патриком?

— Он мне звонил.

— Тебе придется плавать на яхте. Не думаю, что ты будешь от этого в восторге.

— Я уже плавала. Мне понравилось.

— Ведь у него с простатой не все в порядке, да?

— Сейчас в порядке. Поэтому он больше здесь и не появляется. Ты был близок с его женой. Как ты думаешь, она узнает?

— Фрэнсис Бич узнаёт всё.

— Я не первая.

— Это она уже знает. Она сможет догадаться.

— У тебя с этой медицинской сестрой на самом деле что-то есть, да? — догадалась Фрэнсис Бич. — В этом спертом воздухе я почти чую совокупление.

— У меня это как-то проявляется?

— Нет, дорогой, у нее. Она смотрит на тебя более покровительственным взглядом, чем следовало бы, а когда здесь есть другие, ведет себя слишком уж корректно. Посоветуй ей не каменеть так.

— От такого совета она будет каменеть еще больше.

— А у тебя все еще осталась эта вульгарная привычка, которую я всегда в тебе ненавидела. Как только женщина, любая женщина, поворачивается к тебе спиной, ты смотришь на ее задницу, и во взгляде у тебя появляется такое самодовольство. Это самодовольство собственника. На мою задницу ты тоже поглядываешь, да?

— Я знаю, что всегда это делаю. Но самодовольства я от этого не испытываю. Ты все еще прекрасно выглядишь.

— Ты бы так не думал, если бы у тебя не остались воспоминания.

— У меня есть еще одна дурная привычка, которая покажется тебе еще хуже.

— Спорим, что догадаюсь. Потому что она и у меня есть.

— Скажи, какая?

— Ты уже дошел до той несчастной стадии своего развития, когда не можешь серьезно смотреть в лицо человеку, не воображая про себя, каким оно будет в старости.

— Не могу понять, как ты узнала.

— Мы были слишком похожи.

— Я делаю это, только глядя на женщин. Это помогает мне терять к ним интерес.

— Я делаю это, глядя на все лица, на которых уже есть признаки старения. Это ужасная и отвратительная привычка. Ее лицо хорошо сохранится.

— Ее зовут Мелисса.