Лазарев. И Антарктида, и Наварин

На следующее утро об этом и вел разговор адмирал с Гейденом и Лазаревым. В прошлые годы службы он не знал ни того, ни другого, хотя о Лазареве был наслышан, — тот трижды ходил вокруг света. Гейден, круглолицый, с брюшком, голландец по происхождению, почти всю службу в России провел на гребном флоте, но император почему-то назначил его командовать эскадрой кораблей в Средиземном море.

Полуденное солнце начинало припекать, легкий бриз врывался в открытую балконную дверь, обдавая приятной прохладой лицо.

— Замечено мною, ваше превосходительство, — Сенявин повернулся к Гейдену, — что господа корабельные офицеры употребляют в обращении к служителям непристойные слова, а те, глядя на них, промеж себя сорят ругательства. — Сенявин, прохаживаясь по каюте, остановился перед Лазаревым. — Дошли до меня сведения, что офицеры «Азова», к примеру лейтенант Нахимов, хоть часто и по усердию к службе, но преступают меру наказания, дозволяют себе, сверх того, в пылу ударять служителей во время работы.

Багровое лицо Гейдена покрылось потом. Все это было для него не новостью, но такие суждения начальства он слыхал впервые. Тем более в памяти еще свежи события на Сенатской площади.

— Посему, — твердо продолжал Сенявин, — предписываю объявить господам командирам приложить старания, дабы искоренить дурное обращение, а коли не исполнят сей запрет, взыскивать и наказывать строго. А вам, капитан, — Сенявин обратился к Лазареву, — сие поставлю на замечание и предписываю виновных в рукоприкладстве офицеров арестовать на три дня, сделав им строгий выговор. — Сенявин сделал паузу. — О сих позициях по эскадре приказ соответственно будет отдан.

Отпустив Гейдена и Лазарева, адмирал вышел на балкон. Скользнув взглядом по живописной акватории бухты, почему-то вспомнил предписание морского министра Моллера ему, Сенявину, высочайше утвержденное Николаем. Запомнились главные пункты для «должного совершенства по всем частям морской службы». С чисто немецкой педантичностью Моллер сочинил, а царь утвердил.

Первое — наблюдать должную форму в одежде, второе — вахтенным офицерам быть непременно в сюртуках при эполетах, третье — никаких неформенных шапок и шинелей ни офицерам, ни нижним чинам отнюдь не носить, четвертое — на рейдах, где бы то ни случилось, быть всем должностным в полном мундире…

Форма, форма и форма. И ни слова о содержании, о людях. Пришел на ум вдруг трехнедельный кромешный ад, пережитый его эскадрой во время ураганного шторма в Атлантике… Какая там форма, когда корабли дышали на ладан. Чтобы такое понять, надо самому пережить…

А что касается до служителей, матросов, то он, конечно, понимал, что ни внушения, ни его приказы не изменят сути самой системы отношения с нижними чинами на флоте, ибо эта же система господствует во всем государстве. И все же он стремился укротить зло, хотя бы и на время…

Приказ адмирала произвел сильное впечатление на офицеров, особенно на молодых. Переживал и Нахимов. Прежние его взгляды на службу, на матросов, от которых требовали безупречного повиновения самыми суровыми мерами, казались незыблемыми. Упрек боевого адмирала прозвучал властно и заставил задуматься и пересмотреть многое…

В последний день июля к Сенявину прибыл русский посол в Лондоне князь Ливен. Адмирал давно ждал этого визита. Сам наведывался к послу в Лондоне. Пока эскадра переходила из Кронштадта в Портсмут, в Лондоне произошло важное событие. Россия, Англия и Франция заключили между собой трактат о посредничестве в прекращении Турцией военных действий против греков. «Если в течение одного месяца Порта не примет перемирия, то они соберут свои эскадры с целью воспрепятствовать прибытию в Грецию или в Архипелаг всякого подкрепления из турецких и египетских военных снарядов». Как и предполагал Сенявин, Порта отвергла примирение.

— Ваше превосходительство, — сообщил Ливен, — нынче получено известие, что султан отклонил запросы союзников и не намерен прекращать разбой в Греции. Следует отправлять эскадру, согласно высочайшему повелению.

Сенявин кивнул. Да, так предусматривала секретная инструкция царя.

— Кроме того, — продолжал Ливен, — я располагаю тревожными сведениями из Константинополя. Вы знаете, что у берегов Греции находятся эскадры — английская Кодрингтона и французская де Риньи. Наш посол сообщает о распрях этих адмиралов между собой. Они вообще весьма прохладно смотрят на пресечение разбоя в Греции.

— Почему так? — удивился сначала Сенявин, но потом вспомнил о двуличии англичан у Дарданелл двадцать лет назад.

— Британия и Франция в прекращении бойни и усилении Греции на Пелопоннесе усматривают лишь выгоду для России. Отсюда и вся их политика…

В тот же день Сенявин вызвал Гейдена.

— Государь отдал на мое усмотрение определить состав вашей эскадры. Для успеха предстоящего дела флагманом эскадры безусловно будет «Азов», как лучший и самый боевой корабль.

Гейден был доволен. Он сам только об этом и думал.

— Начальником штаба эскадры следует назначить Лазарева…

Четыре линейных корабля и четыре фрегата отрядил Сенявин в эскадру Гейдена.