Лазарев. И Антарктида, и Наварин

— Как у вас с астрономической практикой? — Вопрос немного смутил Новосильского.

— Весьма мало, хотя теоретическую астрономию и вычисления в корпусе похвально изучал.

— А нынче поезжайте немедля в Петербург, я дам вам письмо в департамент, чтобы вас представили министру и назначили на должность.

Только что назначили Новосильского, а к Лазареву обратился еще один страждущий — пятнадцатилетний мичман Дмитрий Завалишин[65]. Его тоже рекомендовали хорошие приятели Лазарева.

— К сожалению, все места заняты, — огорчил Завалишина командир «Мирного». — Быть может, по моему ходатайству дадут еще одну должность офицера. Тогда она ваша.

Завалишин уныло опустил голову.

— А вы пока можете в свободное время приходить на «Мирный», — ободрил его Лазарев, — и если пожелаете, помогать мне в снаряжении шлюпа.

Завалишин согласился и приходил на «Мирный» даже и тогда, когда все офицеры шлюпа собрались из отпуска. В поход мичман не пошел, но через два года Лазарев вспомнит о нем.

В разгар работ Лазарев объяснял в форпике столярам, как лучше подкрепить форштевень. В люк просунулась чья-то голова, и веселый голос певуче произнес:

— Господин капитан, вас просят наверх!

В первый момент Лазарев не разобрался, а потом проворно взбежал по трапу.

— Алеша! — На палубе стоял сияющий младший брат.

— Имею честь представиться — офицер «Благонамеренного»!

Целый месяц добивался Алексей назначения на «Благонамеренный». Помог его давний приятель, командир «Благонамеренного», капитан-лейтенант Глеб Шишмарев.

— Такой расклад океанский в нынешней кампании для братьев Лазаревых — Андрей в Северном, ты в Великом, а я в Южном Ледовитом под Андреевским стягом отечеству послужим.

— А вот тебе еще новость, послушай-ка, что пишет «Дух журналов» о нашем вояже.

Он вынул из внутреннего кармана небольшие листки.

— «Англичане очень боятся, чтобы оба русские не предупредили их в открытии Северного пути… и это легко может случиться. Русские имеют ныне важные поселения на северо-западном берегу Америки, на которые англичане и американцы смотрят завистливым оком и несытым сердцем». — Алексей оторвался. — Как, сие по душе тебе?

— Сие мне знакомо, обыденно для лондонских нравов.

— Далее еще примечательнее пишут: «Все это не по вкусу англичанам, и уже поговаривают с обыкновенным английским хвастовством, из которого выглядывает завистливая колкость, — больно было бы, если бы морская сила, только что вчера возникшая, сорвала венок славы с мечты вековечного флота, совершив в девятнадцатом веке такое открытие, на которое в продолжение трех веков тщетно отваживался Альбион», — закончил Алексей.

Удалая, с присвистом, песня донеслась с берега. Матросы возвращались с корабельных работ в казармы. Михаил подошел к распахнутой двери балкона.

— Ежели напрашиваются, надобно ответ нам держать, а отваги русачки никогда ни у кого не занимали…

В солнечный майский полдень, после обеда, работы еще не начались, Лазарев шел по верхней палубе «Востока». Редкий день он не наведывался на соседний шлюп, там до сих пор не было командира. Лейтенант Игнатьев просил помочь проверить надежность крепления фор-стеньги. В тени под полубаком, примостившись на бухте каната, что-то читал рослый, усатый матрос. Лазарев всегда благоволил к грамотным, а тут удивился.

— Матрос первой статьи, марсовый шлюпа «Восток» Егор Киселев, ваше благородие, — отчеканил, вытянувшись, матрос, увидев командира «Мирного».

— Чтением пробавляешься, братец? — Лазарев кивнул на листок.

Смутившись, матрос замялся, ответил не сразу.

— Мысль таю, ваше благородие, о вояже нашем память оставить.

Лазарев изумился.

— Молодец! Где же ты грамоте обучен?

— Суздальские мы, ваше благородие, тятенька-то псаломщиком был в Спас-Евфимове монастыре, сызмальства приохотил меня…

— Да мы, братец, никак, земляки с тобой, володимирские.

Егор Киселев вконец смутился, густо покраснел.

— Ну, твори, путь у нас долгий, чай, свидимся не раз.

Игнатьев с мастером ждал у фок-мачты. Быстро скинув сюртук, Лазарев проворно взобрался по вантам на фор-марс. Сконфуженный Игнатьев не ожидал такого поворота и полез вслед за ним.

— Что, батенька, забыли, как гардемарином по фордунам летали, а зря, — Лазарев глянул на мастерового, — руками водить молодцов немало, надобно все прощупать самому, дабы угадать наверняка.

Дав указание мастеру, Лазарев осмотрел корабль и зашел с Игнатьевым в каюту.

— Слыхал новости, Михаил Петрович. — Игнатьев только что вернулся из Петербурга. Лазарев, по горло занятый подготовкой кораблей, второй месяц не отлучался из Кронштадта. — Высочайше рассмотрен к нам начальником капитан второго ранга Беллинсгаузен. Ждем его приезда с Черного моря.

Лазарев знал об этом.

— Слыхал, слыхал, Иван Федорович, пора ему вступать в начальство. В срок-то, определенный господином министром Траверсе, — Лазарев умышленно не назвал Александра I, — вояж не состоится, июль месяц на носу, а дел невпроворот.

Игнатьев согласно кивнул головой.

— Еще новость, Михаил Петрович, по ходатайству Адмиралтейств-коллегии в вояж определены профессор Симонов из Казанского университета и живописец Михайлов…