Лазарев

Оставив позади полчища айсбергов, моряки пробиваются к югу; иногда они снова и снова попадают во льды. Их не пугает возвращение, может быть, вдвойне тяжелое. Только бы пробиться подальше на юг, только бы взглянуть: суша ли там или море, материк или подвижные льды? Наконец достигнута широта 69° 17'. А впереди все еще чисто! Каждая пройденная вперед миля несказанно радует их. Быть может, удастся дойти до широты еще более близкой к полюсу? Кто знает?

Когда прошли еще несколько миль, льды снова преградили путь. Беллинсгаузен, однако, не оставлял надежды продвинуться еще дальше к югу, но он решил сделать передышку. Лазарева с офицерами он пригласил на обед. «Эти редкие под Южным полюсом среди льдов свидания были для нас бесценны», -вспоминает Новосильский. Пробыв в кругу товарищей несколько часов, обменявшись впечатлениями, накопившимися за дни разлуки, моряки с «Мирного» поздно вечером вернулись на свой корабль. Что-то будет завтра?

А завтра стало кульминационным моментом всей экспедиции. Оно подарило моряков величайшим открытием, открытием шестой части света - Антарктического материка, хоть сами они не вполне осознали и оценили свой подвиг.

В исторический день 16 января 1820 года по всему горизонту с востока на запад можно было проследить сплошной барьер темных бугристых льдов. Это и была окраина Антарктического материка (под 69°23' южной широты). Беллинсгаузен и Лазарев с полным основанием подозревали, что они совсем близко у желанной цели. Но Антарктика не хотела раскрыть свои тайны, а честность и добросовестность исследователей не позволили им раньше времени утверждать, что они достигли южного материка.

Вспоминая об этом памятном дне, Лазарев писал А. А. Шестакову. «Шестнадцатого генваря достигли мы широты 69°23'5, где встретили матерой лед чрезвычайной высоты, и… простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение, но удивительным сим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и пошел по обыкновению снег… Отсюда продолжали мы путь свой к осту, покушаясь при всякой возможности к зюйду, но всегда встречали льдиный материк, не доходя 70°».

Утром 5 февраля внимание моряков привлекла вытянувшаяся во весь горизонт широкая блестящая полоса. Подошли ближе. Полоса представляла собой неподвижный ледяной барьер с высокими отвесными стенами. Тщетно искали командиры прохода в стене: встречали лишь небольшие ледяные бухты. «В сем месте уже не было никакой возможности продолжать путь далее на юг», - писал Беллинсгаузен. Посоветовавшись с Лазаревым, он решил отступить перед непреодолимым. Шлюпы повернули на север.

В тот же день мичман Новосильский записывает в свой дневник:

«5 февраля при сильном ветре тишина моря была необыкновенная. Множество полярных птиц и снежных петрелей (буревестников) вьются над шлюпом. Это значит что около нас должен быть берег или неподвижные льды».

Теперь мы хорошо знаем, что именно в этом месте «Восток» и «Мирный» вторично вплотную подошли к берегу Антарктического материка.

Наступила полоса сильнейших штормов.

Ночь на 17 февраля была одной «из самых неприятнейших и опаснейших» за все время плавания. Вспоминая об этих жутких днях, Беллинсгаузен заметил, что бывали моменты, когда «бояться было стыдно, но самый твердый человек внутренне повторял: боже спаси!»

Шторм всегда таит в себе опасность. Но когда вокруг теснятся колоссальные айсберги, опасность тройная. Редкий по биле шторм застиг моряков в эту ночь. Уже в начале его корабли потеряли друг друга. К тревоге за судьбу своего корабля присоединилось беспокойство за судьбу товарищей. Лазарев приказал дать залп из четырех орудий. Залп услышали на «Востоке», но судам все же соединиться не удалось.

«Волны подымались, как горы, - вспоминает Новосильский, - шлюп то возносился на вершины их, то бросаем был в изрытые водяные пропасти… Кругом льды, между тем темно н пасмурно, густой снег, соединяясь с брызгами разносимой повсюду вихрем седой пены валов, обнял наш шлюп каким-то страшным хаосом. Присоедините к этому свист ветра в обледенелых снастях, скрип перегородок в шлюпе, бросаемом с боку на бок, мелькающие в темноте, как привидения, ледяные громады, пушечные выстрелы и фальш-фейерный огонь, ярко освещающий мрак в бурю, и вы будете иметь только бледную копию всех ужасов этой ночи! Когда с хребта волны шлюп падал вниз, казалось, что мы находимся при подошве высочайшей водяной горы. Сильнейший вихрь рвал верхи валов и разносил брызги дождевою пылью по воздуху»

В полночь - смена. Новосильский пробирается в каюту и, как сноп, падает на койку. Но заснуть ему не удается Над самым ухом, не переставая, рушатся на палубу тысячепудовые гребни, корабль дрожит и падает на сторону. В голове мичмана проносятся заманчивые картины уютной петербургской жизни «Наши родные и друзья на далеком севере, - не то с упреком, не то с завистью думает он, - и не подозревают, какую бедственную ночь проводят русские моряки во льдах под Южным полюсом!»