Лазарев

Корабли вступали в районы южного океана, никем еще не посещенные. На рассвете 17 ноября увидели вдали остров Маквэри, открытый всего лишь десять лет тому назад англичанами. Стояла холодная, пасмурная погода. Над неспокойный морем с жалобным криком носились буревестники. Остров Маквэри лежит на одной широте с островом Южная Георгия, вечно задернутым снежной пеленой. Воображению моряков рисовалась и здесь та же картина. Но на Маквэри была яркая зелень, на ее фоне особенно рельефно выделялись мрачные, темные скалы. Из высокой травы выглядывали большие звери, которых промышленники называли «морскими слонами». На берегу лежали тысячи этих животных, погруженных в глубокий сон. Когда в них бросали камни, они просыпались и с громким хрюканьем лениво сползали в воду.

Вскоре моряки набрели на множество бочек, наполненных жиром, по-видимому, морских слонов. Далее была обнаружена маленькая хижина. В ней на теплом еще очаге лежали куски изжаренного мяса.

Но вот явились и обитатели хижины - трое англичан промышленников. Они рассказали, что уже семь месяцев живут на острове и поджидают корабль, который должен прийти за ними из Австралии.

На другой день мореплаватели опять посетили остров. Они тщательно обследовали лежбища морского зверя и расспросили промышленников о промысле. Выяснилось, что истребление ценных ластоногих происходит здесь самым варварским, хищническим и притом чрезвычайно жестоким способом, без соблюдения сроков охоты. Слонов становится все меньше, а морские котики, которых прежде здесь было великое множество, истреблены почти полностью. Главным занятием промышленников было добывание жира морских слонов. Убив спящего слона, они срезали с животного сало и вытапливали его в расставленных тут же котлах; горючим служили куски того же сала. Добытый жир сливали в бочки и отправляли в Австралию и в Англию, получая огромные барыши. Промышленники рассказали, что, отправляясь сюда, они запаслись лишь сухарями и ромом. Все остальное для пропитания они добывают на острове.

Алчность промышленников доходила до безрассудства. Без всякой нужды они забили столько зверя, что не знали, куда его девать. За бутылку рома они охотно разрешили русским наполнить жиром несколько бочек. Новосильский привел в дневнике возмутившую его до глубины души сцену, как один из промышленников, желая продемонстрировать свое искусство, «сел верхом на морского котика, обрезал ему шею и с живого еще стал сдирать шкуру; животное стонало и вопило детским голосом; зрелище это было до крайности возмутительно, а промышленникам, привыкшим к нему, ровно нипочем».

19 ноября шлюпы покинули остров и ушли на юг.

Вот и первые ледяные горы. С каждым днем их все больше и больше. Некоторые возвышаются над морем до 40 метров и имеют в длину и ширину примерно по 18 километров (10 морских миль). Если учесть, что подводная часть больше надводной в 7 - 8 раз, можно представить себе величину этой горы. Она достигала не менее 230 метров!

В начале декабря стали свирепо дуть северо-западные ветры Ничего хорошего это не предвещало. Необходимо было подальше уходить от ледяных полей. «Бежать с жестоким попутным ветром довольно опасно, - замечает Новосильский, - валы точно водяные горы, догоняя корабль, угрожают обрушиться на корму; судно, как бы чувствуя опасность, дрожит всеми членами и летит по кипящему морю со всею скоростью, к какой только способно».

Но уйти от шторма не удалось. Он разразился с необычайной силой и продолжался несколько дней. «Густая пасмурность со снегом, вихрь, несущий брызги и пену, - все это смешалось в какой-то непроницаемый хаос. Если встретим теперь ледяные острова или большие льдины, тогда никакое искусство, никакие человеческие усилия нам не помогут, и, однако ж, мы остались целы и невредимы!» - замечает Новосильский.

Беллинсгаузен дополняет его слова: «…Далее 25 саженей мы ничего не видели. Таково было наше положение при наступлении ночи. Нас дрейфовало наудачу, и мы беспрестанно ждали кораблекрушения. Всевозможные меры были приняты, если встретим ледяной остров, но ежели бы встретили, то к нашей гибели».