Читаем Лазарев полностью

Опасности стерегли людей на каждом шагу. Однажды «Восток», несшийся под всеми парусами, закачался и остановился. Выбежав наверх, моряки увидели «величественное и ужасное зрелище». Корабль стоял в узком проходе между близко подошедшими один к другому двумя колоссальной величины айсбергами. «Первый из сих островов, - замечает Беллинсгаузен, -был так высок, что отнял ветр у самых верхних парусов. Матрос Южиков, стоявший в сие время на салинге, сказывал, что вершина льда была многим выше клотика 1, а обращенная к нам сторона, совершенно перпендикулярная, представлялась в виде величайшего щита. К счастью, мы имели тогда ходу более 5 миль в час и сим ходом прошли длину острова около 200 саженей. Вскоре после сего прошли таковой же остров и видели, как великие оного части с большим треском и шумом сваливались в море». [1 Клотик - кружок, укрепляемый на вершине мачты. В клотике имеются отверстия, через которые продергивается снасть для подъема флагов или фонарей.].

Страшно подумать, что стало бы со шлюпом, не успей он вовремя проскочить через узкий проход и выйти на открытую воду!

Мощь Антарктики в это второе плавание еще больше изумляла моряков. Ничего подобного не ожидали они увидеть. В иные дни насчитывали до 300 плывших навстречу айсбергов! И все же корабли продвигались вперед!

Подымаясь на север, оба командира через некоторое время, если позволяли льды, снова поворачивали на юг, полные новых надежд, новых дерзаний! Порой Беллинсгаузену и Лазареву казалось, что им не удастся полностью выполнить намеченный план, но они утешались мыслью, что их опыт будет полезен будущим мореплавателям.

Новый год команды собирались провести вместе за праздничным столом. Но вид горизонта, «покрытого мрачностью», не радовал. Вдобавок густой пеленой налег туман. Праздничную поездку в гости пришлось, как и в прошлом году, отменить. «И так мы уже другой Новый год проводим весьма неприятно и в большой опасности», - замечает Беллинсгаузен.

Вскоре командиры убедились, что достигли предела; впереди сгрудились сплошные ледовые мысы. Не оставалось ничего другого, как повернуть на север. Откуда-то налетели полярные ласточки и эгмондские курочки. Почти вплотную подошли к шлюпам киты, выбрасывающие высокие фонтаны. Моряки радовались и с недоумением спрашивали друг друга: что все это значит? Жизнь на границе царства смерти? И цвет воды как будто изменился. Неужели где-нибудь поблизости берег?

Никто ни на «Мирном», ни на «Востоке» не сомневался, что впереди суша.

- Берег! Берег! - взволнованно повторяли люди, радуясь и поздравляя друг друга.

Эффектная, незабываемая картина! В момент общей радости из тяжелых низких облаков брызнули лучи солнца. Они ярко осветили черные скалы открытого русскими, занесенного снегом острова! Но вот снова нависли свинцовые тучи, и остров растаял, исчез, как видение. У маловеров возникло даже сомнение - подлинно ли был то остров?

Но на другой день отпали всякие сомнения. В зрительные трубы явственно можно было разглядеть очертания суши. Пятнадцать миль, конечно, порядочное расстояние, но необычайно чистый и прозрачный воздух Антарктики намного приблизил остров. Ясно виделись теперь прибрежные пригорки, крутые каменные скалы, выступы.

К «Востоку» приближался «Мирный». На вантах его стояли матросы. Поравнявшись с флагманом, моряки трижды прокричали «ура». Так лейтенант Лазарев поздравил начальника с новым открытием.

«Открытие сие в столь дальней широте, - замечает Лазарев, - всех нас чрезвычайно обрадовало. Назвали мы оное островом Петра в память великого образователя России и виновника существования нашего флота».

Положение острова Петра было определено Лазаревым издали, но замечательно точно: 68°30' южной широты и 90°30' восточной долготы 1. [1 «Только моряку понятно, какая огромная работа быЛв выполнена командным составом экспедиции, чтобы достигнуть такой точности определения места острова», - так характеризует профессор Ю. М. Шокальский работу Лазарева. Впоследствии положение его, определенное с помощью более совершенных приборов, оказалось 68° 57' южной широты и 90° 46' западной долготы. Остров на 1200 метров поднимался над уровнем моря.]


Моряки были убеждены, что открыли остров. «Ежели бы хоть малейшее было сомнение, что сей берег не остров, а составляет только продолжение материка, - замечает Беллинсгаузен, - я непременно осмотрел бы оный подробнее».

С еще большей энергией продолжали наши моряки поиски новых земель после открытия острова Петра. Но мешала погода. Туман и мокрый снег, чередуясь с дождем, застилали все вокруг: корабли все чаще теряли друг друга. Новосильский описывает интересный эпизод, ярко рисующий ту атмосферу нервного напряжения, в которой все время находились мореплаватели. Как-то во время сильного тумана, когда офицеры и командир находились в кают-компании, пили чай и беседовали, раздался тревожный крик вахтенного:

- Видать лед!

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное