Ночь забрала ещё двоих. Не дожил до утра Вильсон — человеческая медицина начинала пасовать, лишившись технологической составляющей. А позже нашли труп жены Мердока. Женщина повесилась, открыв список жертв отчаяния, начавшего захватывать блокированную колонию. Для кладбища Мартин отвёл угол лагеря за хозяйственным боксом, подальше от глаз. Пока что там было четыре могилы. Но чем дальше, тем большее число колонистов осознавало, что их ждёт та же участь. О визите ртаари знали все, и реальность того, что вначале казалось мифом, сомнения больше не вызывала. Да и как сомневаться, если могущество этих существ было столь ощутимым? Нет энергии, нет связи… спасателей из метрополии тоже не будет? Ни через месяц, ни через два, ни через полгода?! Хотя, появись они через полгода, это уже никому не поможет.
Кэри догадывалась, как нелегко удерживать новоявленному начальнику хоть какой-то порядок. Если бы кхиры, и правда, напали на лагерь, капитану было бы легче. Руководить боем, сражаться до последнего солдата, убивать врага, не раздумывая, — это он умел хорошо. Но врага не было. Разве что не желающая подчиняться приказам бабёнка-«латино».
Угроза капитана оказалась не пустым звуком. Когда Вонда попыталась тайком притащить подруге завтрак, Мартин примчался следом. Вырвал из рук Эвелин вскрытую банку тушёнки, зашвырнул за колючки периметра: «Пища — только для бойцов! Любое общение с дезертиром буду рассматривать как измену! Что-то неясно?» Что могло быть неясного? Побагровевшая от увесистой оплеухи щека Маккейн являла собой аргумент зримый и убедительный.
Ни ланча, ни обеда, ни ужина в этот день Эвелин не получила. Мартин запретил колонистам подходить к её импровизированному жилищу и пускать «изменницу» в боксы. Кэри поняла это, попытавшись наведаться в госпиталь, узнать о раненых. Часовой задержал в дверях шлюза: «Извините, мэм, вам сюда нельзя». В голосе парня — имя его Эвелин не помнила — слышалось сожаление, но смотрел он непреклонно, руку не убирал с увесистого десантного тесака. Оставалось пожать плечами и выйти назад под дождь. На свежий воздух, так не похожий на затхлую духоту внутренностей железной норы.
Обструкция, устроенная Мартином, угнетала Эвелин, и пустой желудок способствовал депрессии. Всё, что творилось в лагере, было неправильным, несправедливым. Капитан десантников не имел никакого права руководить колонистами! Нельзя же всерьёз воспринимать повышение, полученное накануне от Мердока, которого новоявленный «заместитель» тут же и пристрелил! Теперь, когда Толстяка и Байярда нет в живых, за судьбу экспедиции, вернее того, что от неё осталось, должна отвечать она, Эвелин Кэри! Таким было пожелание Императора. Но о той встрече не знает никто. А кто она в глазах всех этих оказавшихся в беде людей? Ничтожная жалкая женщина. Привычка заставляла их сбиться в стаю вокруг самого сильного, самого агрессивного самца. На которого можно переложить заботы о собственной безопасности, о выживании.
Но здесь и сейчас выжить таким способом не получится! Мартин упрямо вёл всех прежним путём, хоть ртаари ясно дала понять: подобная тактика обречена. Эвелин недоумевала — неужели никто, кроме неё, не понимает таких очевидных истин? Скорее, ей были понятны поступки тех, для кого жить стало слишком унизительно или слишком страшно, тех, кто выживать в новых условиях вообще не захотел. Но остальные?! Неужели они так и просидят в своих норах, заткнув уши, зажмурившись, пока Шакх не сожрёт их?