Лазурь небес и порожденье ада

Ночную мглу прорезают яркие лучи фонарей. Они мечутся по стволам и листве деревьев, пока еще далеко от тех кустов, где спряталась семья Лантимир и их верная служанка.

– Нам все и не нужны! – доносится издалека зычный голос, должно быть, командира Охотничьего патруля. – Лицензия только на девчонку! Остальных гасите на месте, если будут сопротивляться, а так не трогайте!

Негритянка зажимает рот Гвендолин, готовой уже расплакаться в голос. Господи, они все знают! Ну почему, почему она не смогла тогда совладать со своей силой, зачем позволила ей выйти наружу при свидетелях? Внезапно ее отец, чье одухотворенное бородатое лицо прекрасно видно даже во мраке, поворачивается к жене.

– Элизабет… Бери Гвендолин и уходите… Агидель выведет вас из леса… – горячо шепчет он.

– А как же ты, Фрэнсис? – сорвавшимся от волнения голосом спрашивает миссис Лантимир.

– Я отвлеку их. – Голос его бодр и спокоен. – Ты же слышала, мы не представляем для них угрозы. Им нужна Гвендолин…

– Папа!.. – едва не выкрикивает в голос дочка и рвется к отцу, но тот резко отстраняет ее: – Ты слышала, что я сказал? Уходи. И слушайся во всем маму.

– Нет, я не оставлю тебя, милый! – заливаясь слезами, Элизабет бросается на шею к мужу, тот нехотя обнимает ее, порывисто целует в губы и толкает в сторону густой чащи:

– Все, бегите! Встретимся у Северного тракта!

– Идемте, Гвинн, миссис Эл! – Агидель берет обеих женщин за локти, утаскивает подальше от кустов. Гвендолин со слезами на глазах смотрит, как отец, выползая наружу на четвереньках, прячется за деревом, а оттуда короткими перебежками семенит в другую сторону. Думала ли она когда-нибудь, что ее папа, самый сильный и мужественный человек на свете, будет, словно заяц, прятаться вместе с ними в лесных зарослях и так же трусливо перебегать от одного дерева к другому?

Когда их укрытие остается ярдах в двадцати позади, все лучи фонарей вдруг разом направляются в одну сторону. Слышится окрик, затем свист стрелы из арбалета, и громкий голос раздраженно произносит: «Ну я же говорил – на поражение стрелять только накрайняк». Гвендолин стискивает зубы, про себя повторяя: все будет хорошо, папа жив, скоро мы увидим его.